Небесное пламя (Божественное пламя)
Шрифт:
– Нельзя знать слишком много из Ксенофонта [47] , – ответил Александр, – когда он говорит о лошадях. Я бы хотел прочесть и его книги о Персии. Ты сегодня будешь покупать?
– В этом году нет. А мой брат покупает.
– Ксенофонт говорит, что хорошее копыто стучит по земле так же звонко, как кимвал. У этого, кажется мне, копыта вывернуты внутрь. Отцу нужен новый боевой конь. Предыдущего убили под ним в прошлогодней войне с иллирийцами.
Александр взглянул на помост, возведенный, как обычно, для весенних конских торгов. Царя еще не было.
47
Ксенофонт (ок. 430 до н. э. – ок. 350 до н. э.) – историк и писатель. В историческом труде «Анабасис» описывает поход десяти тысяч греческих наемников вглубь персидской державы и сообщает интересные географические и этнографические сведения.
Стоял ясный ветреный день; озеро и лагуна, темно поблескивающие на солнце, покрывались рябью. Края белых облаков, зацепившихся за вершины дальних гор, отсвечивали голубым, как лезвия заточенных мечей. Взрытый дерн луга зеленел от зимних дождей. Солдаты покупали все утро крепких низкорослых лошадок с густыми гривами, бодрых и хорошо откормленных на зимних пастбищах. Гиппархи старались для себя, вожди – для соплеменников, составлявших большую часть их отрядов: в Македонии всякий племенной вождь являлся в то же время и военачальником, и попечителем своих солдат. К полудню с обычными торгами было покончено. Настало время чистокровок, коней для ристалищ и парадных шествий, для царя и его полководцев; коней холеных и разукрашенных.
Конские торги в Пелле были обычаем не менее почитаемым, чем посвященные богам пиры. Барышники прибывали из земель Фессалии, Фракии, из Эпира, даже из-за Геллеспонта; эти последние всегда уверяли, что их лошади скрещены с легендарной нисской ветвью, принадлежащей персидским царям.
Важные покупатели еще только начинали прибывать. Александр провел на торгах большую часть дня. Повсюду его сопровождала беспокойная стайка из полудюжины мальчиков, косящихся на Александра и друг на друга. Эту свиту Филипп собрал для сына недавно – из детей, чьих отцов царь хотел почтить.
В Македонии издревле существовал обычай давать наследнику, когда тот выходил из детского возраста, собственную охрану. Сам Филипп никогда не считался прямым наследником, а его правлению предшествовала череда дворцовых переворотов, продолжавшаяся на памяти уже нескольких поколений. Ни одному законному ребенку царской крови не удалось повзрослеть: всех их убили или изгнали. Дворцовые хроники свидетельствовали, что последним македонским царевичем, имевшим своих гетайров, выбранных для него согласно обычаю, был пятьдесят лет назад Пердикка Первый. Из этих гетайров в живых еще оставался один древний старик; он, подобно Нестору [48] , знал все предания о приграничных войнах и набегах, едва ли не о каждом угнанном стаде; он мог назвать по именам всех внуков, произошедших от бастардов Пердикки, но его память не сохранила ни одной подробности обряда посвящения.
48
Нестор – старейший из греков, осаждавших Трою. Снискал себе славу красноречием и мудростью.
Юным гетайрам следовало быть ровесниками наследника, подобно ему прошедшими испытания. Пришлось бы пешком обойти всю Македонию, чтобы отыскать хоть одного такого мальчика. Отцы заявляли о правах своих шестнадцати– и семнадцатилетних сыновей, которые выглядели и говорили как мужчины. Они не забывали отметить, что большинство постоянных друзей Александра были еще старше. Притом тактично добавлялось, что это естественно для такого храброго и не по летам умного мальчика.
Филипп принимал похвалы с деланым благоволением. Теперь он жил под взглядом все помнящих и ничего не простивших глаз, встретившихся с его взглядом в тот миг, когда отрубленная голова дикаря, уже подгнившая за время путешествия, была брошена к его ногам. В дни ожидания и поисков Александра царю стало ясно, что, если мальчик никогда не вернется, он будет вынужден убить Олимпиаду, прежде чем та доберется до него самого. Слишком туго завязался этот узел. Эпикрат отбыл из дворца, сообщив, что наследник решил отказаться от занятий музыкой; при этом грек старательно отводил глаза. Филипп наделил его щедрыми дарами, но уже предчувствовал, как отвратительная сплетня пойдет гулять по одеонам Эллады – эти кривляки проникали повсюду.
В конце концов для создания охраны наследника ничего не было сделано. Александр не проявил никакого интереса к этому мертвому установлению; взамен он собрал вокруг себя группу юношей и взрослых молодых воинов, которые и без того уже повсюду славились как друзья Александра. Сами они закрывали глаза на то, что прошлым летом мальчику исполнилось всего лишь тринадцать лет.
Утро конских торгов, однако, Александр провел с мальчиками, выбранными для него царем. Он был рад их обществу, и если обращался со всеми ними как с младшими, то не для того, чтобы показать свою власть или кого-то унизить. Просто он не мог чувствовать иначе. Александр без устали толковал о лошадях, и мальчишки выбивались из сил, чтобы поддерживать беседу. Его взрослая перевязь, его слава, при всем том, что Александр был самым младшим среди них, заставляли мальчиков дичиться и смотреть на сына царя с благоговейным ужасом. Поэтому, когда перед показом породистых лошадей стали собираться его настоящие друзья – Птолемей, и Гарпал, и Филот, и остальные, – мальчики вздохнули с облегчением. Они сбились в тесную стайку чуть в стороне. Теперь, когда вожак ушел, среди них, как в случайно образовавшейся стае собак, началась скрытая борьба за первенство.
– Мой отец сегодня не приехал. Да и зачем: он вывозит лошадей прямо из Фессалии. Все заводчики знают его.
– Мне вскоре понадобится лошадь побольше; но мой отец отложил покупку на будущий год, когда я стану еще выше.
– Александр на целую пядь ниже тебя, а справляется с теми же лошадьми, что и взрослые.
– Я думаю, их для него специально объезжают.
Самый высокий из мальчиков сказал:
– Он убил своего вепря. Полагаю, ты думаешь, что и этого зверя специально укрощали.
– Все было подстроено, это всегда так делается, – заявил самый богатый. Он мог рассчитывать на подобный подлог.
– Неправда! – сказал высокий сердито. Остальные переглянулись, и мальчик покраснел. Его голос, уже ломавшийся, внезапно опустился на низкие рокочущие тона. – Мой отец слышал об этом. Птолемей пытался все подстроить без его ведома, потому что Александр настаивал на своем, а Птолемей не хотел, чтобы сын царя погиб. Они очистили лес от вепрей, оставив только одного, самого маленького. Но когда утром туда привезли Александра, на него вышел здоровый вепрь, забредший в лес ночью. Говорят, Птолемей побледнел, как руно, и пытался увести царевича домой. Но Александр разгадал заговор; он сказал, что этого вепря послал ему бог и что богу лучше знать. Никто не мог сдвинуть его с места. Все обливались потом от страха, потому что знали: Александру не хватит веса, чтобы одолеть такого зверя, и сеть тоже не выдержит. Но царевич сразу же попал вепрю в вену на шее; Александру не понадобилась помощь. Все знают, что так и было.
– Ты хочешь сказать, что никто не посмеет исказить эту басенку? Только посмотри на него. Мой отец прибил бы меня, если бы я стоял на поле для выездки, позволяя мужчинам со мной заигрывать. С кем из них он спит?
– Ни с кем, – вмешался кто-то. – Так говорит мой брат.
– Да? А он-то откуда знает?
– Его друг нравился Александру, тот даже поцеловал его однажды. Но когда друг захотел большего, Александр выглядел изумленным и совершенно сбитым с толку. Он еще слишком наивен для своих лет, сказал брат.
– А сколько лет было твоему брату, когда он убил человека? – спросил высокий мальчик. – И вепря?
– Это совсем другое. Мой брат говорит, что все придет внезапно, само собой, и Александр станет сходить с ума по девушкам. Как его отец.
– Но ведь царь любит…
– Замолчи, глупец.
Мальчики смолкли и испуганно оглянулись, но взрослые с увлечением рассматривали двух скаковых лошадей, которых барышник вывел на пробежку по кругу. Пререкания возобновились, когда царский конвой начал выстраиваться вокруг помоста, готовясь к прибытию Филиппа.