Небесное пламя (Божественное пламя)

Рено Мэри

– Мой господин, только для вас… Я назначу особую цену.

– Я занят.

Филоник поджал толстые губы. Конюх, изо всех сил уцепившись за утыканные шипами удила, потащил коня прочь.

Александр не выдержал.

– Какая потеря! – крикнул он своим высоким срывающимся голосом. – Лучшая на этих торгах лошадь!

Гнев и безысходность исторгли этот дерзкий выкрик. Все повернулись на голос. Филипп изумленно оглянулся. Никогда прежде мальчик не позволял себе проявлять грубость на людях. С этим можно

разобраться позднее. Конюх уводил грозного коня.

– Лучшая лошадь из всех, каких когда-либо здесь выставляли! Надо только знать, как с ней обращаться. – Александр выбежал на поле. Все его друзья, даже Птолемей, не посмели последовать за ним; он зашел слишком далеко. Толпа обратилась в зрение и слух. – На лошадь, одну из десяти тысяч, нет покупателя!

Филипп, оглядев сына, пришел к выводу, что наглость мальчика была ненамеренной. Просто сын стал слишком самоуверен, особенно после своих хваленых подвигов. Они вскружили парню голову. Никакой урок не принесет и половины пользы, чем тот, который человек дает себе сам.

– Язон занимается выездкой лошадей уже двадцать лет, – сказал Филипп. – А сколько возишься с лошадьми ты, Филоник?

Глаза барышника перебегали с отца на сына; он оказался в щекотливом положении.

– Ах, государь, я вырос при лошадях.

– Ты слышишь, Александр? Ты полагаешь, что справишься лучше этих людей?

Александр смотрел на Филоника. Смущенный этим пристальным холодным взглядом, барышник отвернулся, испытывая беспокойство.

– Да. С этой лошадью – да, – холодно сказал Александр.

– Отлично, – кивнул Филипп. – Если тебе это удастся, она твоя.

Мальчик смотрел на коня влюбленными глазами, чуть приоткрыв рот. Конюх остановился. Конь фыркнул через его плечо.

– А если не получится? – резко бросил царь. – Каков залог?

Александр глубоко вздохнул, не отрывая глаз от лошади:

– Если даже я не смогу на нем ездить, то все равно заплачу за него.

Филипп поднял свои густые темные брови:

– Три таланта?

Александру только что назначили содержание, полагающееся юноше. На покупку коня ушла бы вся сумма, причитающаяся за год, а может, и за два.

– Да, – подтвердил Александр.

– Надеюсь, ты понимаешь, на что идешь. Я не шучу.

– Я тоже.

На секунду оторвав взгляд от коня, Александр наконец понял, что на него все смотрят: солдаты, вожди, конюхи, барышники, Птолемей, Филот, Гарпал, мальчики, с которыми он провел утро. Самый высокий из них, Гефестион, привлекавший внимание изяществом движений, выступил на шаг вперед. Их взгляды встретились.

Александр улыбнулся:

– Тогда по рукам, отец. Он мой! Проигравший платит.

Царская свита с облегчением засмеялась; послышались рукоплескания. Скандал обернулся забавной шуткой. Но Филипп хорошо разглядел лицо сына.

Он понимал, что так улыбаются заклятому врагу, когда весь остальной мир уже не имеет значения.

Филоник с трудом верил в столь счастливый поворот судьбы. Он поспешил догнать Александра, направившегося прямо к коню. Выиграть заклад мальчик не мог, оставалось позаботиться, чтобы парень не сломал себе шею. Вряд ли царь расплатится с ним в этом случае.

– Мой господин, ты увидишь, что… – начал барышник.

Александр обернулся:

– Прочь!

– Но, мой господин, когда ты…

– Убирайся. Туда, в подветренную сторону, чтобы он не мог увидеть тебя или почуять. Ты и так уже сделал достаточно.

Филоник глянул в его широко распахнутые, затянутые дымкой глаза и поспешил выполнить приказание.

Александру пришло на ум, что он не узнал настоящее имя лошади. Может, Громом его прозвал сам Филоник. Это имя насилия и страданий. И значит, нужно новое.

Не забывая следить, чтобы его тень не пугала лошадь, Александр подошел совсем близко, глядя на белое рогатое пятно коня под длинной, развевающейся челкой.

– Бычья голова, – сказал он, переходя на македонский, язык правды и любви. – Букефал, Букефал.

Конь насторожил уши. При звуке этого юного голоса ненавистное настоящее поблекло и рассеялось, подобно туману. Но Букефал утратил всякое доверие к людям. Он фыркнул и предостерегающе ударил копытом.

– Царь пожалеет, что вынудил сына пойти на это, – заметил Птолемей.

– Александру всегда везет, – возразил Филот. – Хочешь, побьемся об заклад?

– Я справлюсь сам, – сказал Александр конюху. – Тебе здесь нечего делать.

– О нет, господин! Только когда вы сядете. Господин, я в ответе за…

– Теперь он мой. Просто передай мне поводья. Не дергай за удила. Я сказал, дай мне. Немедленно.

Александр взял поводья, чуть-чуть ослабив их для начала. Конь опять фыркнул, потом повернул голову и шумно принюхался. Переднее копыто нетерпеливо заскребло землю. Держа поводья в одной руке, ладонью другой мальчик провел вверх по влажной шее животного и ловко ослабил зажим удил, так что они вообще перестали давить коню на губы. Букефал только переступил с ноги на ногу.

– Отойди, – сказал Александр конюху. – Не выходи на свет.

Мальчик развернул коня в сторону сияющего весеннего солнца. Их тени упали, невидимые, за спиной. Запах конского пота, шкуры, дыхания накрыл мальчика горячим потоком.

– Букефал, – сказал Александр нежно.

Конь подался вперед, увлекая мальчика за собой. Александр придержал поводья, провел рукой по морде коня, сгоняя присосавшуюся муху. Пальцы мальчика коснулись мягких губ лошади. Теперь конь тянул его почти умоляюще, словно говоря: «Скорее, прочь отсюда».