Небесное пламя (Божественное пламя)
Шрифт:
– Мальчик всегда говорил, – начал он миролюбиво, – что ты не оставишь ему ничего, чтобы увековечить его имя. Он воспользовался представившимся случаем.
Филипп грохнул об стол кулаком.
– Я горжусь Александром, – сказал он решительно. – Горжусь.
Филипп положил перед собой чистую табличку и быстрыми четкими штрихами нарисовал план сражения.
– Прекрасный замысел, отличная диспозиция. Зажми их, дай выход, скажем, здесь, и что тогда? Или если конница ударит прежде времени? Но нет, Александр все предусмотрел. И когда они кинулись бежать, он сделал вот так. – Филипп сжал пальцы. – Мы еще увидим его в деле, Парменион, моего мальчишку. Я пошлю сыну этих двадцать поселенцев для Александрополя, клянусь богами.
– Тогда я распоряжусь. Почему бы нам не выпить за это? – предложил Парменион.
– Почему бы и нет? – развеселился царь.
Филипп велел принести вина и стал скручивать письмо.
– Что здесь, погоди-ка, что это? Я не дочитал.
С тех пор как я оказался на севере, я повсюду слышу о трибаллах, живущих на высотах Гемона; при их воинственности и безначалии они представляют угрозу для оседлых племен. Мне показалось, что, пока я в Александрополе, я мог бы пойти на них войной и привести в повиновение. Я хотел бы получить на это твое разрешение, прежде чем вызывать войско из Македонии. Я предполагаю…
Вино было принесено и разлито. Парменион сделал большой глоток, забыв, что следует дождаться царя, а царь этого даже не заметил.
– Трибаллы! Чего хочет этот мальчик! Выйти к Истру? – изумился Филипп.
Перескочив через просьбу о войске, Филипп продолжал:
Эти варвары смогут помешать нам, терзая наш тыл, когда мы отправимся в Азию. Если они будут усмирены, наши владения на севере дойдут до Истра, который является естественной защитной стеной, будучи, как говорят, величайшей рекой на земле после Нила и Всеобъятного Океана.
Двое видавших виды мужчин уставились друг на друга, словно сличая полученные предзнаменования. Первым нарушил молчание Филипп. Он откинул назад голову и, хлопая себя по колену, зашелся в хохоте, обнажившем дыры на месте выбитых зубов. Парменион, испытывая невероятное облегчение, громко вторил ему.
– Симмий! – крикнул царь наконец. – Позаботься о гонце наследника. Свежую лошадь утром. – Он отхлебнул вина. – Я должен буду запретить ему войну с трибаллами сразу же, пока он не начал собирать армию. Не хочу разочаровывать парня. Ах, вот что: напишу ему, чтобы посоветовался с Аристотелем, создавая свой город. Что за мальчик, а? Что за мальчик!
– Что за мальчик! – эхом отозвался Парменион.
Он смотрел в кубок, не отводя глаз от своего отражения на темной поверхности вина.
По равнине Стримона длинной цепью тянулась на юг армия: фаланга за фалангой, ила за илой. Александр ехал впереди, во главе собственного отряда. Гефестион был рядом с ним.
Воздух наполнился громкими звуками: пронзительные вопли, хриплый плач, причитания, резкий треск, будто падало сухое дерево. Это раздавались крики коршунов, смешанные с карканьем ворон; птицы парили над землей, пикировали вниз, дрались за куски падали.
Колонисты похоронили своих мертвых, солдаты возвели для павших товарищей погребальные костры. В конце обоза, за выстеленными соломой повозками для раненых, катились телеги с глиняными урнами, наполненными прахом погибших. На каждой было написано имя.
Потери оказались незначительными: победа далась легко. Солдаты обсуждали ее на марше, глядя на рассеянных тысячами врагов, на тела, оставшиеся лежать там, где их настигла смерть. Обряды над ними совершала природа. Ночью шакалы и волки пожирали трупы, при свете дня поживу себе находили деревенские сторожевые псы и стервятники, слетавшиеся со всех сторон. Когда колонна войск приближалась, птицы поднимались хрипло кричащим облаком и сердито кружились в воздухе. Тогда становились видны оголившиеся кости и клочья мяса, вырванные волками, которые спешили добраться до внутренностей. Вонь трупов и крики птиц далеко разносились ветром.
Через несколько дней все будет кончено. Кому бы ни досталась эта земля, самую грязную работу для него уже сделают; нужно будет только сгрести кости, сжечь их или закопать во рву.
Над мертвой лошадью, трепеща полураскрытыми крыльями, дрались ястребы. Букефал тонко всхрапнул и отпрянул в сторону. Александр знаком приказал отряду идти дальше, спешился и бережно повел коня в обход, огибая груду гниющей падали: он похлопывал его по морде, разгонял на пути стервятников, шептал ласковые слова. Ястребы отлетели и сбились поодаль в стаю. Букефал фыркал с отвращением и переминался с ноги на ногу, но постепенно успокоился. Подождав еще немного, Александр вскочил в седло и вернулся на свое место.
– Ксенофонт говорит, – пояснил он Гефестиону, – что так следует поступать всякий раз, когда лошадь испугана.
– Я не знал, что во Фракии столько стервятников. Чем они питаются, когда нет войны? – Гефестион, чувствуя дурноту, старался чем-нибудь занять свои мысли.
– Во Фракии всегда война. Но мы спросим об этом у Аристотеля.
– Ты все еще жалеешь, – Гефестион понизил голос, – что мы не напали на трибаллов?
– Ну конечно же, – ответил Александр удивленно. – Мы были на полпути от них. Рано или поздно с этими варварами придется иметь дело, а мы бы смогли увидеть Истр.
Несколько тел преграждали путь. По сигналу Александра галопом подлетел небольшой конный отряд, ехавший по флангу: трупы сгребли в охотничью сеть и оттащили с дороги.
– Поезжайте вперед, – приказал Александр, – и проследите, чтобы все было чисто… Да, конечно, я очень жалею, но не сержусь. Царь прав: сейчас каждый солдат на счету. Он прислал мне прекрасное письмо; я прочел его слишком быстро и не сразу понял, что это отказ.
– Александр, смотри-ка: вроде бы этот человек еще жив, – прервал друга Гефестион.
Стервятники, будто посовещавшись о чем-то поодаль, неуклюже поскакали прочь, потом сорвались с места, словно их кто-то напугал. Стала видна слабо дернувшаяся рука.
– Так долго бороться со смертью? – недоверчиво спросил Александр.
– Шел дождь, – предположил Гефестион. – Все возможно.
Александр обернулся и поманил первого попавшегося ему на глаза всадника. Тот мгновенно приблизился, с нескрываемым обожанием глядя на дивного юношу.
– Полемон, если раненому еще можно помочь, подбери его. Они хорошо сражались, именно на этом месте. Если он безнадежен, побыстрее прикончи его, чтоб не мучился.