Небесное пламя (Божественное пламя)
Шрифт:
Вдвоем, за тем же столом, обсуждали они план кампании. Филипп часто забывал, что разговаривает не со взрослым мужчиной, пока какая-нибудь походя брошенная непристойность не заставляла мальчика напрячься. Сейчас это случалось реже; грубость, настороженность, раздражительность почти ушли из их отношений, согретых тайной взаимной гордостью.
– Как ты поступишь с аргивянами? – спросил Александр как-то за обедом, вскоре после своего прибытия.
– Оставлю их здесь. Парменион справится с ними. Они явились, как я полагаю, покрасоваться: привыкли на юге к полуобученным союзным войскам. Наши люди знают, где их слабое место, и дали им это понять. Да кто они такие, солдаты или невесты? Хорошая плата, хорошая пища, хорошее жилье – и все не по ним. Они дуются на учениях, не любят сариссу; у них руки растут из задницы, и наши мужики смеются. Что ж, они могут остаться, дело найдется и для их коротких копий. Аргивяне распустили было перья перед моими людьми, но им приходится подтянуться. Так говорят их военачальники.
Александр, подбирая кусочки рыбы хлебом, сказал:
– Прислушайся.
Вопрос об аргивянах Александр задал потому, что до него донеслись полувнятные крики недовольства. Теперь вопли стали громче.
– Поглоти их Аид, – сказал царь. – Что на этот раз?
Отчетливо слышались оскорбления, выкрикиваемые на греческом и македонском.
– Что угодно заставит их распустить язык, когда они на взводе. – Филипп оттолкнул стул, вытирая пальцы о свое обнаженное бедро. – Петушиный бой, ссора из-за мальчишки… Парменион делает рекогносцировку.
Шум усиливался; к каждой стороне подошло подкрепление.
– Ерунда, я справлюсь с ними сам, – заявил Филипп.
Хромая, он заковылял к двери.
– Отец, сейчас они опасны. Почему бы тебе не надеть доспехи?
– Что? Нет, это лишнее. Они заткнутся, как только меня увидят. Аргивяне не желают считаться с чужими военачальниками, это плохо.
– Я тоже иду. Если военачальники не могут их унять…
– Нет, нет, ты мне не нужен. Доедай. Симмий, держи мою порцию на огне.
Филипп вышел как был, вооруженный одним только мечом, с которым не расставался. Александр встал у двери, глядя ему вслед.
Между городом и укрепленным лагерем осаждающих оставалась широкая полоса, пересеченная щелями траншей, тянувшихся к осадным башням; там и тут стояли форпосты. Здесь, между часовыми или сменявшейся охраной, и завязалась потасовка, хорошо видная всему лагерю, так что драчуны быстро получили подкрепление. Их было уже несколько сотен; греки, оказавшиеся ближе, числом превосходили македонцев. Злобные насмешки перелетали от одних к другим. Перекрывая шум, военачальники обменивались упреками, причем каждый грозил именем царя. Филипп сделал несколько шагов, огляделся, криком подозвал какого-то верхового, скачущего к толпе. Тот спешился, подсадил царя, и Филипп галопом понесся вперед, призывая к молчанию со своей живой трибуны.
Царь редко пользовался устрашением. Повисло молчание, толпа расступилась, пропуская его. Когда она снова сомкнулась, Александр заметил, что лошадь Филиппу попалась норовистая.
Оруженосцы, прислуживавшие за столом, возбужденно переговаривались, почти не понижая голоса. Александр смерил их взглядом; мальчишкам следовало ждать приказаний. В соседней с домом царя хижине помещалась охрана; в дверном проеме торчало множество любопытных.
– Вооружайтесь! – крикнул Александр охранникам. – Скорее!
Филипп пытался совладать с лошадью. Его властный голос теперь звучал сердито. Конь встал на дыбы и, должно быть, задел кого-то: послышался возмущенный вопль, нарастала брань. Внезапно лошадь пронзительно заржала и, выпрямившись, начала оседать; царь все еще держался. Потом лошадь и всадник исчезли в бушующем воющем водовороте.
Александр подбежал к висящим на стене доспехам, схватил шлем и меч – на возню с остальным не было времени – и крикнул оруженосцам:
– Под царем убили лошадь. Скорее!
Александр бежал впереди, не оглядываясь, далеко ото всех оторвавшись. Македонцы выскакивали из казарм. Теперь все решали мгновения.
Александр тараном врезался в толпу. Перед ним расступились. Здесь преобладали зеваки, простые любопытные, готовые подчиниться любому.
– Дайте пройти! Пропустите меня к царю! – Александр слышал слабеющий храп умирающей лошади, перешедший в стон, но Филипп молчал. – Назад! Назад, дайте пройти! С дороги, мне нужен царь.
– Мальчик хочет к папочке, – раздались насмешливые слова совсем рядом.
Широкоплечий, заросший бородой аргивянин, ухмыляясь, преградил Александру путь.
– Взгляните-ка: ну и петушок! – осклабился бородач.
Последнее слово застряло у него в горле. Рот и глаза грека широко раскрылись, из горла хлынула кровь. Уверенным привычным движением Александр вытащил свой меч.
Люди расступились, стала видна все еще дергающаяся лошадь, лежавшая на боку, животное придавило Филиппу ногу. Царь неподвижно лежал рядом. Над ним заносил копье аргивянин – в нерешительности, ожидая одобрения. Александр бросился к отцу.
Греки теснились и топтались на месте, македонцы начинали напирать. Александр встал рядом с телом отца, прижатого к земле начинавшей коченеть лошадью. «Царь!» – крикнул он, чтобы указать дорогу своим людям. Вокруг Александра нерешительно переминались солдаты: каждый подзуживал соседа, чтобы тот напал первым. Для всех, кто стоял у Александра за спиной, он был легкой мишенью.
– Это царь. Я убью первого, кто прикоснется к нему! – крикнул Александр.
Кое-кто испугался. Александр устремил глаза на человека, который, судя по тому, как на него смотрели, был душой мятежа.
– Расходитесь, живо, – процедил Александр. – Или вы сошли с ума? Думаете, что сможете выбраться из Фракии живыми, если убьете его или меня?
Кто-то пробормотал, что они выбирались и не из таких мест, но ни один человек не двинулся с места.
– Повсюду мои люди, гавань в руках у врага. Или вам надоело жить?
Внутренний голос, дар Геракла, заставил Александра резко обернуться. Он едва ли успел разглядеть лицо поднявшего копье солдата – только незащищенное горло. Лезвие меча Александра разрубило греку трахею; солдат отшатнулся, липкими от крови пальцами зажимая рану, из которой со свистом вырывался воздух. Александр приготовился сражаться с остальными, но в эту минуту сцена переменилась; он внезапно увидел спины царских телохранителей и сомкнутые перед отхлынувшими рядами аргивян щиты. Гефестион, задыхаясь, как преодолевший сильный прибой пловец, встал у Александра за спиной, готовый отразить натиск. Все было кончено.