Небесное пламя (Божественное пламя)
Шрифт:
Александра провели через Агору, чтобы он выслушал речи в зале Совета. Время от времени в ропоте толпы он различал сдавленное проклятие, но партия войны, предсказания которой оказались пустыми, держалась преимущественно в стороне. Демосфен словно растворился в воздухе. Старых друзей, гостеприимцев и защитников Македонии насильно выдвинули вперед; Александр чувствовал себя неловко, но при встрече со знакомыми делал все от него зависящее. Здесь был Эсхин, не дрогнувший, но внутренне готовый дать отпор недовольным согражданам. Филипп явил милость даже большую, чем осмеливалась предрекать партия мира; теперь
Александр ел в доме Демада, в обществе нескольких почетных гостей: случай не располагал к пиршеству. Однако все было воистину по-аттически: неброская элегантность одежд, ложа и столы с совершенным по вкусу орнаментом и полировкой; винные кубки старого серебра, истончившегося от множества чисток; достойные вышколенные слуги; беседа, в которой никто никого не перебивал и не повышал голос. В Македонии сдержанность Александра за столом казалась всем необычной и непонятной, но здесь он внимательно следил за сотрапезниками, стараясь не оплошать.
На следующий день Александр принес в Акрополе жертвы богам города, прося о надежном мире. Здесь баснословная Афина-воительница кончиком копья указывала путь кораблям – где ты была, богиня, или твой отец запретил тебе сражаться, как это было под стенами Трои? Повиновалась ли ты на этот раз? Здесь, в твоем храме, стоит Дева Фидия, сделанная из слоновой кости, в позолоченной одежде; сюда доставляют в течение столетия трофеи и подношения. (Три поколения; всего лишь три!)
Александр вырос во дворце Архелая: прекрасные здания не были для него чем-то новым, он предпочитал говорить об истории. Ему показали оливу Афины, которая, когда персы сожгли ее, за ночь вновь оделась листвой. Персы унесли и древние статуи Освободителей – Гармодия и Аристогитона, чтобы украсить Персеполь.
– Если мы сможем вернуть эти скульптуры, – сказал Александр, – я пришлю их вам. Освободители были храбрыми воинами и истинными друзьями.
Никто не ответил ему. Македонская хвастливость уже давно вошла в поговорку. Стоя на парапете, Александр искал взглядом место, где вскарабкались персы, и нашел его без посторонней помощи; спрашивать казалось невежливым.
Чтобы почтить великодушие Филиппа, партия мира решила установить в Парфеноне статуи царя и его сына. Сидя перед делавшим зарисовки скульптором, Александр думал, что изображение отца будет стоять здесь, и прикидывал, когда же сам Филипп въедет в этот город.
Есть ли что-нибудь еще, спросили Александра, какое-либо место, которое он хочет посетить перед отъездом? «Да, – сказал Александр, – это Академия. Аристотель, мой наставник, бывал там. Теперь он живет в Стагире, мой отец отстроил город и вернул в него жителей. Но я бы хотел увидеть место, где учил Платон».
Вдоль дороги в Академ были погребены все великие афинские воины прошлого. Александр увидел боевые трофеи, и его вопросы задержали отряд. Здесь тоже лежали в братских могилах люди, погибшие в знаменитых сражениях вместе. Уже расчищали новое место;
Дорога исчезла в вековой оливковой роще, высокую траву и полевые цветы в которой уже иссушила осень. Рядом с алтарем Эрота стоял другой, посвященный Эроту Мстительному. Александр поинтересовался, что это значит. Чужеземец, ответили греки, полюбил прекрасного афинского юношу и поклялся, что нет ничего такого, чего бы он не сделал для возлюбленного. «Тогда спрыгни со скалы», – ответил тот. Когда юноша увидел, что влюбленный бросился вниз, он последовал за ним.
– Он правильно сделал, – сказал Александр. – Какое имеет значение, откуда человек родом? Главное – что такое есть он сам.
Афиняне переглянулись и поменяли тему; вполне понятно, что сыну македонского выскочки приходят такие мысли.
Спевсипп, унаследовавший от Платона школу, умер год назад. В холодном, простом белом домике, принадлежавшем Платону, Александра принял новый глава школы, Ксенократ, могучий великан, степенный и важный. Перед ним, как говорили, все расступались даже в базарный день на Агоре. Александр, принятый с любезностью, какую выдающийся учитель оказывает многообещающему ученику, нашел философа серьезным человеком и запомнил его.
Они немного поговорили о методе Аристотеля.
– Человек должен следовать своей правде, – сказал Ксенократ, – куда бы она ни привела его. Аристотеля, я полагаю, его правда увела прочь от Платона, который был человеком, считавшим «как» слугой «почему». Я иду по стопам Платона.
– Ты его любишь?
Ксенократ повел Александра мимо фонтана в виде дельфина к увитой миртом гробнице Платона; рядом высилась статуя философа. Платон сидел со свитком в руке, его классической формы продолговатая голова, венчавшая мощные плечи, чуть склонилась. На закате своих дней он стриг волосы так же коротко, как во времена, когда был юношей-атлетом. Борода была аккуратно подрезана, лоб вдоль и поперек изборожден морщинами; из-под тяжелых надбровных дуг пристально смотрели запавшие глаза человека, который бежит от небытия.
– Все же он верил в благо. У меня есть несколько его книг, – сказал Александр.
– Что до блага, – заметил Ксенократ, – Платон сам был лучшим его свидетельством. Помимо этого, что может искать человек? Я хорошо его знал. Я рад, что ты читал его книги. Но в них, как он сам всегда говорил, изложено учение его наставника, Сократа. Книги самого Платона никогда бы не появились: то, чему он учил, можно было понять только в беседе. Так пожар возгорается от небольшого пламени.
Александр нетерпеливо вглядывался в задумчивое мраморное лицо, словно оно было крепостью на неприступной скале. Но утес исчез, смытый потоком времени, никогда и никому не взять его штурмом.
– У него было тайное учение? – поинтересовался Александр.
– Секрет прост. Ты солдат, и единственное, что можешь, – это передать свою мудрость людям, научить их тела переносить тяжелые испытания, а души – сопротивляться страху, не так ли? Тогда от искры возгорится другая искра. Так и с ним.
С сожалением и легким недоверием Ксенократ смотрел на юношу, который, в свою очередь, с легким недоверием и сожалением смотрел на мраморное лицо. Миновав гробницы мертвых героев, Александр вернулся в город.