Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)
Шрифт:
Александр позволил Кебалину продолжать, не подгоняя, когда тот терял мысль. Потом спросил:
– Сколько времени твой брат знал об этом, прежде чем открылся тебе?
– Нисколько, Александр. Он сразу бросился искать меня и нашел.
– Значит, все это случилось сегодня, когда мы разбивали лагерь?
– О нет, Александр! Вот почему я прибежал сам. Это было два дня назад.
– Два дня? – прозвенел голос Александра. – Я ни разу не покидал лагерь. Сколько ты сам был замешан в заговоре, пока не струсил?.. Арестуйте его.
Стражи потащили молодого воина, от ужаса хватавшего воздух ртом, из комнаты.
– Но, Александр, – хрипел он, едва не срываясь на крик, – я отправился к тебе в ту же минуту, как только услышал. Клянусь, я пришел прямиком к твоему шатру. Значит, он не рассказал тебе? Он сказал, что поведает обо всем, как только ты будешь свободен. И на следующий день – то же самое. Царь, я клянусь бессмертием Зевса! Неужели он вообще ничего не говорил?
Наступила тишина. Александр смерил юношу пристальным взглядом.
– Отпустите его, но стойте рядом. Теперь дай мне понять. Ты говоришь, все это ты рассказал кому-то из моего окружения и тот вызвался предупредить меня?
– Да, Александр! – Кебалин едва не рухнул на камень пола, когда воины отпустили его. – Клянусь, только спроси у него, царь! Он сказал, что я поступил верно и что он доложит тебе, как только появится возможность. Потом, вчера, он сказал, что ты занят делами и он сделает это позже. А сегодня, когда мы увидели, что Димнос с дружками еще разгуливают на свободе, брат сказал, что я должен как-то пробиться к тебе сам.
– Сдается мне, твой брат не дурак. И кому же ты рассказывал все это?
– Филоту, царь. Он…
– Что?!
Тот повторил имя, от страха заикаясь. Но в лице Александра я не видел недоверия – он о чем-то вспоминал.
Помолчав немного, он сказал:
– Очень хорошо, Кебалин. Тебя и твоего брата будут охранять как свидетелей. Вам обоим нечего бояться, ежели вы говорите правду. Приготовьтесь четко и ясно повторить свой рассказ.
Стражи увели Кебалина, остальных же Александр послал за верными людьми. Пока мы оставались наедине, я привел в порядок и убрал ванные принадлежности, глупо досадуя, что сюда набежит целая толпа, прежде чем я позову рабов вынести тяжелую ванну. Я не собирался оставлять Александра одного, пока кто-нибудь не явится.
Быстро шагая из угла в угол, он столкнулся со мной лицом к лицу, и слова хлынули из его уст:
– В тот день он провел со мною более часа. Говорил о лошадях. Слишком много дел!.. Мы были друзьями, Багоас, мы дружили еще детьми. – Быстро отвернувшись, Александр дошел до стены и возвратился. – Он изменился после того, как я посетил оракула в Сиве. Филот смеялся над пророчеством мне прямо в лицо, но он всегда высмеивал богов, и я простил его. Меня предупреждали о нем еще в Египте; но он был мне другом; что я – Ох, что ли? И все-таки он уже не стал прежним… Да, он изменился, пока я был у оракула.
Я еще не успел ответить, как стали собираться те, за кем посылали, и мне пришлось уйти. Первым вошел полководец по имени Кратер, живший поблизости от башни. Выходя, я слышал голос Александра:
– Кратер, я хочу, чтобы ты выставил охрану на всех дорогах, на каждой тропе, по какой только может проехать конный. Никто, по какой бы то ни было причине, не должен покинуть лагерь. Иди и сделай, нельзя медлить; когда вернешься, я расскажу, зачем все это.
Другие друзья, за которыми Александр посылал, – Гефестион, Птолемей, Пердикка и остальные – закрылись в его комнате, и я ничего более не услышал. Затем по лестнице застучали сандалии. Юный Метрон, бежавший впереди (он уже поборол страх и сиял теперь сознанием собственной важности), поскребся в дверь:
– Александр, несут Димноса. Господин, он сопротивлялся аресту.
Четверо воинов внесли на армейских носилках молодого светлобородого македонца, чей бок и губы сочились кровью. Он дышал с трудом, булькая и содрогаясь.
– Кто из вас содеял это? – грозно спросил Александр, и все четверо вмиг побледнели, подобно своей ноше.
Командовавший арестом с трудом нашел силы ответить:
– Он сам сделал это, господин. Я даже не успел арестовать его, он вонзил в себя меч, едва увидел нас.
Александр стоял над носилками. Димнос узнал царя, хоть его глаза уже подернулись пеленой. Александр положил руку на плечо преступника, и я подумал было, он хочет встряхнуть его, вырвать имена сообщников, пока еще есть время. Но он спросил лишь:
– В чем я провинился пред тобою, Димнос? Что я сделал тебе?
Губы молодого воина дрогнули. На его лице я увидел последнюю тень гнева. Слегка повернув голову, Димнос уставился на мое персидское одеяние и тихим голосом, едва слышным за клекотом крови, произнес: «Варвар…» Но кровь хлынула изо рта, и глаза Димноса потухли навек.
Александр вздохнул:
– Закройте тело. Положите где-нибудь подальше от глаз и выставьте охрану.
Воин низшего ранга нехотя расправил на трупе свой плащ.
Вскоре после этого вернулся Кратер с вестью, что его люди занимают посты на дорогах; потом явился кто-то еще, объявивший, что царский ужин готов и подан.
Когда все они проходили мимо моей комнаты, в которой я едва успел скрыться, Александр говорил:
– Дороги и тропы еще не перекрыты. Запомните: он ничего не должен знать до тех пор, пока охрана не встанет на каждой тропке, ведущей отсюда. Придется преломить с ним хлеб, нравится нам это или нет.
Гефестион отвечал:
– Он уже преломлял его с тобою без всякого стыда.
То был македонский ужин, в моих услугах Александр не нуждался. Жаль, мне хотелось бы взглянуть на лица… Подобных мне часто обвиняют в чрезмерном любопытстве; потеряв часть своей жизни, мы пытаемся восполнить брешь за счет чужих. В этом я подобен остальным и не скрываю того.
Царской трапезной служил огромный каменный амбар со столь неровно уложенными плитами пола, что неосторожный гость мог споткнуться. Незавидная обстановка для того, кому назначено вкушать пищу в последний раз в жизни; впрочем, предателю я и не желал лучшего.