Небесное святилище. Зал славы зарубежной фантастики
Шрифт:
Во всяком случае, это то, что чувствует он.
И это единственный способ высказать свои чувства Рейдж. Он ждал ее ответа в состоянии неизвестности и беспокойства, доведенном до предела, и облегченно вздохнул, когда она изящно склонила голову и улыбнулась.
— Спасибо, Викор, — сказала она. — Это было приятно услышать.
Затем она оживилась.
— А теперь, пожалуйста, расскажи о ваших пассажирах.
ГЛАВА IV
Рослая офицер-пага выкрикнула последнее звонкое оскорбление через
Ференц, отмахнувшись, от глейсских регистраторш, предлагающих карты, денежные сертификаты и прочие нужные вещи, наблюдал за пагой, прищурив глаза. Он представлял себе ее мужчину. Паг должен быть на ярд выше Ференца, вдвое мускулистее обычного человека, с гладкими щеками и лишенным волос черепом с длинными белыми зубами, которые он постоянно скалит в бессмысленной ухмылке. Если на нем и будет какая-то одежда, то скорее всего блуза из металлических нитей, которую даже сильный паг-мужчина не сможет порвать. Паг будет неразговорчив; на Пагре редко учат детей мужского пола разговаривать по-настоящему.
Нарисовав себе эту картину, Ференц почувствовал, как заживают ссадины в душе. Офицер с Пагра, вероятно, была права, когда сказала, что ни он. ни любой другой кэтродин не смогут вынудить ее подчиниться. Еще бы! Если в ее представления о занятии любовью входит забраться в клетку с самцом своего вида и для начала быть избитой до полусмерти…
И все-таки он безумно желал бы заставить ее проглотить оскорбление.
Он развернулся на каблуках и протянул длинную руку — длинную по кэтродинским стандартам; пагские стандарты были абсолютно иными. Рука его легла на плечо Лигмера, археолога, который был погружен в изучение карт, изготовленных глейсами.
— Послушайте, молодой человек, — резко сказал Ференц. — Мне не понравилось ваше отношение к некоторым вопросам, тогда на корабле. Лучше будет, если вы отложите в сторонку ваш строго научный подход, когда вас слышат паги. Не знаю, как много вы, археологи, уже разболтали, но ваше легкомыслие может нанести огромный ущерб нашему престижу.
Лигмер глуповато заморгал, глядя на него. Потом перестал рассматривать карты и отодвинулся, чтобы Ференцу пришлось убрать руку с его плеча. Он произнес с достоинством:
— Офицер Ференц, национальная гордость должна основываться на истине, на проверенных фактах. Неужели вы хотите, чтобы мы скатились на уровень паг и несли пустопорожнюю чушь насчет «яростного духа кэтродинов»? Я думаю, нет!
Ференц заколебался. Он попал в трудное положение. Ухватившись за свое преимущество, Лигмер продолжал:
— Разумеется, нет! Пусть они выдвигают свои необоснованные требования. Их заявления никого не впечатляют. Вы можете быть уверены, что мы, и я в том числе, не опустимся до такой чепухи.
— Ладно! — проворчал Ференц. — Но помните о том, что я сказал. Не забывайтесь.
— Конечно. К счастью, паги не все так плохи, как та, с которой мы коротали время в полете. Некоторые из них вполне уравновешенны. Я буду работать совместно с женщиной из пагского археологического института, которая является членом подпольного движения и отказывается участвовать в националистической пропаганде.
— Не слишком правдоподобно звучит, — резко ответил Ференц. — Не позволяйте им обмануть вас — разумно мыслить они не способны, это уж точно.
Литер покраснел, повернулся и отошел от стойки регистрации. Ференц, проводив его суровым взглядом, наконец позволил регистраторше оформить бумаги, дающие основание для его пребывания на Станции.
Краем глаза он заметил, что чужак Ланг подошел к Лигмеру. Любопытство заставило его, направляясь к лифтам, пройти на таком расстоянии от них, чтобы расслышать разговор. Говорил в основном Ланг.
— …выразить свое восхищение вашим подходом, — сказал он.
Лигмер улыбнулся и сделал протестующий жест.
— Нет-нет, в самом деле, — настаивал Ланг. — Как вам известно, я много путешествую, и высоко ценю людей, лишенных предрассудков.
Ференц нахмурился и прошел к лифту. Он сделал заметку в одном из уголков своего мозга, что будет совсем не вредно проследить за Лангом. Что касается Лигмера, Ференц решил, что археолог вполне может подпасть под влияние паг. А похвала Ланга — человека, который вышел за пределы видимости родного солнца и потому автоматически воспринимается как значительная личность — вполне могла усугубить ситуацию.
Еще его интересовало, куда делся священник Дардано. Ференц окинул взглядом ряд лифтов и увидел толстяка, ждущего перед дверью прибытия вагона. Ференц направился к нему и властно окликнул:
— Дардано!
Священник заморгал и начертил пальцем ритуальный знак на своем одеянии. Ференц проигнорировал жест; вера Дардано утратила свой статус на родной планете.
— Да, сын мой?
— Офицер Ференц, если не возражаете. Дардано, я не должен был бы говорить это вам, но лучше скажу — если никто не сделал этого до меня. Известно ли вам, что эта лубаррийка Икида — женщина, которая прилетела с нами — представляет собой преднамеренное оскорбление кэтродинам? Вы слышали, по какой причине ее затребовали сюда?
Священник кивнул.
— Да. Мне показалось странным, что она путешествует вместе с нами, и я навел справки.
— И тем не менее, вы вовлекали ее в разговоры. Со стороны могло даже показаться, что вы пытаетесь соблазнить ее. Вряд ли, конечно, можно считать это разумным с вашей стороны, поскольку вы постоянно живете и работаете среди лубаррийцев. Вам следовало быть более сдержанным, учитывая ваш долг перед кэтродинами.
Дардано задохнулся.
— Я… Мое поведение было сдержанным! По крайней мере, я так считал. В конце концов, она принадлежит к моей вере, а мой долг — укреплять веру повсюду, где только можно. Я не пытался предъявить свои права на нее, учитывая сложившиеся обстоятельства. Напротив, я счел необходимым выразить свое неодобрение ситуации, и этот способ показался мне — ну, наиболее приемлемым.