Небесные преследователи
Шрифт:
Мне на ум приходит та тень под деревьями.
– Нет, мсье, меня нигде не ждут, – отвечаю я.
– Bon [5] . Начнешь работать, как только будешь в состоянии… – Он окидывает меня внимательным взглядом. – Ты ведь выздоровела? Плечо зажило?
– Конечно, – быстро отвечаю я. Пусть не думает, что я не справлюсь.
– Ну а теперь, папа, – выходит вперед Пьер. – Пока мы здесь, можешь расспросить Сороку про то, как она летала.
Я
5
Хорошо (фр.).
– Пьер, мне кажется, это лишнее…
– Просто послушай ее, – обрывает его Пьер. – Это может помочь тебе в работе.
– У меня с работой все хорошо. Помощи не нужно, – бормочет мсье Жозеф, смущенно покашливая.
Он лжет.
Пьер закатывает глаза:
– Признайся, пап, ты в тупике. Ты ничего не делаешь с того времени, как мы принесли Сороку домой.
– Ты имеешь в виду, с того несчастного случая? – с усилием выговаривает мсье Жозеф. – Не очень-то удался наш маленький эксперимент, а? Ты, вероятно, забыл, что вы с Сорокой чуть не умерли.
Пьер вздрагивает:
– Конечно же я помню! Мне до сих пор снятся кошмары. Но это не значит, что ты должен…
– Твоя дорогая матушка меня не простит, случись с тобой что-нибудь. Одному Господу известно, смогла бы она пережить такое, в ее-то немощном состоянии. Нет, я уже все решил. Продолжать эксперименты слишком опасно.
– Папа, я думаю, тебе нужно…
– Я с самого начала плохо продумал конструкцию, – перебивает его мсье Жозеф. – Неудачи преследуют нас. Будет мудрее просто оставить эту затею. Зачем тратить время и силы на то, что заранее обречено на провал?
Они оба замолкают. Пьер смотрит себе под ноги. Мсье Жозеф таращится в стену. Я понимаю: если сейчас не вмешаться, то я буду долго об этом жалеть. Потому что одна из этих неудач – моих рук дело. Может, если мсье Жозеф услышит, каково это – парить в небе, то он поймет, что оно того стоит, каждая секунда полета стоит любых рисков.
– Мм… Мсье… В тот день в поле… – Я запинаюсь, пытаясь подобрать слова. – С той штукой…
– Прототипом. – Пьер ободряюще кивает. – Давай продолжай. Расскажи папе про свой полет.
– Но ты ведь тоже взлетел, – напоминаю я. – Тебе самому понравилось?
Он бледнеет:
– Это было ужасно. Я страшно напугался. Но тебе…
– Мне так понравилось! – заканчиваю я за него. – Это просто что-то невероятное! Если бы можно было сделать эту штуку поустойчивее… и если бы был способ управлять взлетом, то я бы летала целый день!
Мсье Жозеф поднимает руку, словно призывая меня остановиться. Но чувства внутри меня кипят, хотя я и не знаю, как их выразить поточнее.
– Что-то вроде вот этой занавески… – Я показываю на раскрытое окно за его спиной. – Ветер ее поднимает, надувает, а потом она опадает.
Теперь, по крайней мере, мсье Жозеф обернулся посмотреть.
– Да, мсье, – сообщаю я ему. – Эта штука взлетела, только когда ветер… ну, не знаю… когда ветер в нее забрался. Сделал ее больше. Заполнил…
– Хм… – бормочет мсье Жозеф. – А в этом есть смысл…
Он прислушивается ко мне внимательнее.
Пьер пихает его локтем:
– Может, тебе записывать?
Но мсье Жозеф откидывается на спинку стула и кладет обе руки на стол:
– Давай проясним: ты думаешь, что наше изобретение взлетело, лишь когда воздух оказался внутри?
– Да.
– И как только оно сдулось, то стало быстро опускаться… – Он замолкает. Внезапно вид у него становится до странного напряженным. – Ты была в тот день одна, Сорока? Важно, чтобы про наш прототип никто не знал. Если кто-нибудь пронюхает…
– Я не шпионка, если вы об этом, – резко отвечаю я.
Дверь в кабинет распахивается настежь, и внутрь шагает незнакомец – высоченный, широченный, крепкий, что твое дерево. С его приходом всё в комнате, включая меня, кажется гораздо меньше.
– Кто это? – шепотом спрашиваю я Пьера.
– Мой дядя, мсье Этьен. Папин брат, – тихо отвечает он и почему-то морщится.
– Как вижу, ты допрашиваешь нашу гостью, – говорит мсье Этьен. Его взгляд равнодушно скользит по мне.
Я тоже окидываю его взглядом, но не нахожу никакого фамильного сходства. Ни доброго выражения на лице, ни озабоченно нахмуренного лба. Этот Монгольфье – какой-то самоуверенный пижон. Могу побиться об заклад, что он-то так легко затею с прототипом не бросил бы.
– Сорока делилась своими впечатлениями от полета, – объясняет мсье Жозеф. – И знаешь ли, ее стоит послушать.
Я уже готова продолжать, но мсье Этьен раздраженно щелкает языком:
– Дорогой братец, я допускаю, что на свете есть разумные девочки, но при всем уважении девчонки вроде Сороки даже в школу не ходят. Зачем посвящать ее в подробности наших изобретений, а?
Это правда: я действительно не умею ни читать, ни писать. Но я не дура. И пусть я не знаю, как поцветистее описать события того дня, я все же была там. Я стала частью этой истории. И у меня осталась пара подробностей, которыми я хотела бы поделиться.
– Это ветер. Ветер поднимал ваш воздушный мешок, – говорю я прежде, чем он успевает меня остановить. – Надо будет немного его нагрузить, чтобы можно было им управлять. Если разобраться с весом, он поднимется выше и будет лететь ровнее.
Я вижу, какой взгляд кидает мсье Этьен на мсье Жозефа. Совсем не обнадеживает. Но я продолжаю.
– Просто подумайте об этом, – обращаюсь я к обоим. – Когда мы с Пьером держались за него вместе, он летел совсем низко. Но потом, когда Пьер…
– Упал. – Пьер строит гримасу.