Шрифт:
Аркадий Ровнер
Небесные селения
Филологические путешествия
ассириолога Николая,
его друга Калама
и его возлюбленной Клич
по островам архипелага Макам
и другим необычным местам
нашей Вселенной
Предисловие
The wind is paradise; let the wind blow.
E. Daniel Richie
Этот
Жил Василий Эрнестович в Приазовье в городе Дуракине и долгие годы работал сторожем в Краеведческом музее. Он был известен некоторым литераторам Москвы и Симферополя как автор экстремистских стихов, которые писал много лет, не заботясь об их публикации. В начале 90-х годов поэт-мехматовец Анатолий Маковский, исколесивший страну и вырастивший поколение провинциальных поэтов, а позже таинственно пропавший, рассказывал мне о нем как о человеке остроумном и жизнерадостном, однако конкретно мне его рекомендовал и снабдил его адресом симферопольский прозаик и издатель Валерий Гаевский.
Поезд из Одессы прибыл в Дуракин на рассвете, и мне пришлось провести на местном вокзале, похожем на ночлежку, несколько зябких часов, дожидаясь часа, когда, наконец, прилично будет явиться с визитом к незнакомому человеку. В половине девятого, отыскав дом и квартиру, я постучал в его дверь и был встречен и привечен человеком во всех отношениях интересным и остроумным, который напоил меня чаем, настоенном на душистых местных травах, и накормил вкуснейшими «дуракинскими» гренками собственного изготовления. Василий Эрнестович оказался человеком примечательной наружности: высоким, слегка сутуловатым, с живыми искрящимися глазами, закрученными густыми усами и серебристыми волосами до плеч. Больше всего в нем меня поразила удивительная память на стихи разных поэтов и яркое фонтанирующее воображение, а ведь ему тогда было не менее 80 лет.
За чаем мы разговорились, и узнав, что я интересуюсь областью, которую раньше называли герметизмом, а сейчас эзотерикой, а также, что у меня есть знакомые среди московских издателей, предложил мне взять для ознакомления записки своего пропавшего без вести приятеля Николая, попросив отнестись к ним с особым доверием и вниманием. Этот приятель дважды исчезал из города: первый раз его не было очень долго, но все-таки он появился и отдал Василию Эрнестовичу на хранение свои путевые записки. После этого он исчез снова, и с тех пор о нем нет никаких вестей.
На мой вопрос, о чем эти записки, Василий Эрнестович сказал, что его друг был лингвистом, изучал древние и современные языки и сумел установить интимную связь с ветрами. «С какими ветрами?» – удивленно спросил его я, ибо никогда раньше ничего подобного не слышал. «С различными ветрами», – ответил мне Василий Эрнестович и пояснил: «Ветер – это та сила, которая наполняет паруса мироздания. Друг мой сумел установить с этой силой близкие отношения и, так
Записки Николая из Дуракина (так я буду называть их автора, фамилии которого в тексте не оказалось и который, очевидно, предпочитал, чтобы именно так его называли), показались мне чрезвычайно интересными, отсылающими к глубине, не всегда схватываемой при первом чтении. Написанные не просто литератором, а человеком сердца и может быть даже «человеком ветра», они не грешат стилистическими нагромождениями, нередкими в сегодняшней прозе, а просто и ясно, в стиле Диккенса или Чехова, описывают пережитые автором события, какими бы они иногда ни казались неправдоподобными. Сам предмет этих записок связывает их с известной традицией рассказов о необычных странствиях, коими изобилует как западная, так и восточная литература. В этом ряду стоит упомянуть авестийскую книгу «Вандидад», «Путешествие рабов божьих к месту возврата» Санаи, китайскую «Книгу гор и морей», трактат Ибн Сины «Хай ибн Якзан», трактат Сухраварди «Огненный разум», поэму Кирмани «Светильник души», поэму турецкого поэта Юнуса Эмре «Назидательное послание» и такие известные западные источники как «Одиссея», «Божественная комедия», «Путешествия Гулливера», роман Эдгара Алана По «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» и некоторые рассказы Говарда Лавкрафта. Однако записки, попавшие мне в руки, особенно драгоценны тем, что созданы нашим современником, увидевшим все, что он видел, из знакомой нам перспективы опустошительной и гнетущей повседневности. Тем более удивительно, как он сумел над нею подняться и ее преобразить.
Недавно до меня дошла весть о том, что Василий Эрнестович скончался, и таким образом полученный текст остался целиком на моем попечении и на моей совести. Я не редактировал рукопись и едва ли исправил в ней что-либо, кроме нескольких орфографических ошибок, но дал ей название и подзаголовки, призванные сориентировать читателей относительно ее содержания. Кроме того, я оставил предпосланную рукописи Николая из Дуракина «Оду Ветру», автором которой был Василий Эрнестович, и теперь с тревогой отдаю все это издателю в расчете, конечно же, не на очумелого массового читателя и созданную для него фабрику снов, а с робкой надеждой на то, что среди тех, кто ее откроет и прочтет, найдется хотя бы один читатель, который извлечет из нее для своей души существенную пользу.
А.Б.
Ода Ветру
Неистов, гневен и могуч,
Ты повелитель горных круч,
Ты грозный Эвр, ты злой Борей,
Владыка пасмурных морей,
Ты Нот, ты сладостный Зефир,
Благослови наш кроткий пир.
Ты – ветер, и перед тобой,
Склоняюсь как перед судьбой.
О, царственный, о, бог миров,
Надувший парус мирозданья,
Из всех изысканных даров
Всех радостней с тобой свиданье.
Ты мать морей, хозяин гор,
Ты брат огня и сын судьбы,
Ты щедрый друг, ты подлый вор,
Ты ночью трогаешь гробы.
Послушны прихоти твоей
И океан, и муравей.
Влечешь меня – и я влекусь,
Несешь меня – и я несусь.
Ты воешь, стонешь и вопишь,
Трубач, скрипач, поэт, арфист,
Над каждой строчкой ты корпишь,
Из каждой почки гонишь лист.
Ты гонишь тучи и песок,
И овеваешь мой висок,