Небесный Гость
Шрифт:
Отец торопливо дал последние наставления и наклонился поцеловать сына, но тот выскользнул из его объятий, считая, что такие нежности не для настоящих мужчин.
Папа, папочка, сколько раз после этого я засыпал и просыпался с мыслями о тебе и о том, как мы неразлучно могли бы с тобой удить рыбу на даче, кататься на качелях, готовить маме подарок ко дню рождения и, конечно же, старательно выбивать наши пыльные ковры...
Легкая слеза скатилась по Пашиной щеке. Он рукавом вытер глаза и, хлюпая носом, полез в карман. В руках оказалась маленькая иконка Ангела-хранителя.
— Папы и мамы больше нет, и друзей моих увезли отсюда. Жалко, очень жалко, что теперь уже никому не нужна моя помощь.
Мысли прервались радостным смехом, неожиданно прокатившимся по всему коридору. Дверь распахнулась, и в комнату один за другим с хохотом вбежали два огромных розовых банта, из-под которых вырисовывались румяные щечки близняшек Алены и Насти. За ними в игровую вкатился мокрый комок, разразившийся радостным лаем. Щенок скользил по паркету, падал и тут же, вставая, пытался догнать девочек. Комната сразу наполнилась веселым шумом и смехом. Казалось, что вбежавшие нажали на какой-то включатель и осветили всю игровую. Невольно мальчик тоже заразился общим весельем и, соскользнув с подоконника, побежал за щенком.
Неожиданный звон застал разгоряченных игрой ребят врасплох. Они буквально застыли на месте. На полу лежали разбитые часы. Паша посмотрел на Настю, виновницу происшествия, и увидел испуганные глаза, готовые вот-вот расплакаться. Да, теперь он уже знал, как надо поступить, и не сомневался в правильности своего решения.
— Не бойся, тебя никто не накажет! — успокоил он девочку и решительно направился к выходу. Через пару минут Паша стоял в учительской и объяснял Елене Григорьевне, что именно по его вине разбиты часы.
За окном еще больше сгустились дождевые тучи, на улице быстро темнело, а на сердце мальчика было светло и радостно, как в самый яркий и солнечный день.
ПЕТРОВИЧ
Восьмилетний Вася слонялся по своей комнате из угла в угол. На диване лежала раскрытая книга, но читать не хотелось. Недостроенный замок из кубиков высился посередине комнаты, но и это не привлекало мальчика.
Иногда Вася начинал петь:
Это было давно, лет пятнадцать назад...
Но так как слов этой песни он не знал, то дальше начинал мычать, а потом вновь запевал:
Это было давно, лет пятнадцать назад...
На письменном столе мальчика дарил хаос. Чего тут только не было: учебники, тетради, игрушки, детали от конструкторов, фишки, карандаши, ручки, фломастеры. Нужно было все это убрать и начинать делать уроки, но не хотелось.
Бабушка готовила на кухне. Оттуда доносился аппетитный запах мясных и капустных пирожков. Но на кухню ему вход был воспрещен, так как бабушка уже один раз прогнала его.
В конце концов Вася подошел к окну и стал смотреть на улицу. Зимняя мгла окутывала близлежащие дома и деревья. Во дворе не было ни души.
Сегодня хоронили Петровича, их соседа по площадке. Родители Васи еще с раннего утра вместе с немногочисленными знакомыми Петровича отбыли в храм на отпевание. А позднее должны были поехать на похороны. Бабушка готовила кушанья на поминальный стол.
Не выдержав одиночества и безделья, мальчуган направился на кухню и стал проситься к бабушке, заглядывая в дверь:
— Ба-а-а, — гундел он, — я буду хорошо себя вести. Ну можно к тебе?
— Ладно уж, заходи, — ответила бабушка. Она как раз вынимала из духовки противень с ароматными румяными пирожками. Аккуратно разместила их на блюде, а три штуки положила отдельно на маленькую тарелку и подала Васе со словами:
— Кушай на здоровье!
Вася сел за стол и принялся их уплетать.
— Хороший был дядя Петрович, хоть и пьяница, — сказал он с набитым ртом. — Ба, а мы все умрем?
Бабушка взглянула на внука как-то особенно
и ответила:
— Почти все умрем, кроме тех, кто дождется второго пришествия Иисуса Христа. Живые изменятся, а мертвые воскреснут. И Господь будет судить всех людей. Помнишь, я тебе рассказывала? Хороших людей Господь возьмет в Царствие Небесное, а плохих, злых и не раскаявшихся в своих грехах бросит в озеро огненное. На вечные муки отправит.
— А пьянство — грех?
— Да, грех.
— И все-все люди воскреснут? — переспросил Вася.
— Конечно, все!
— И дядя Петрович!?
— Да, и он.
— Вот и хорошо, а то я не успел поблагодарить его за защиту.
— Какую защиту? — удивилась бабушка.
— Да недавно в нашем дворе какой-то странный дяденька предлагал конфетки, уговаривал покататься на машине, а Петрович увидел это, схватил лопату и хотел его отлупить, но тот быстренько уехал.
Бабушка так и всплеснула руками.
— Ты что же нам ничего не рассказал? — воскликнула она.
— Я говорил папе, он велел не гулять одному, а только с товарищами. Мы так теперь и ходим втроем. Я, Петька и Женька.
— Надо же, что делается! Что же это за время такое? Ребенку нельзя спокойно во дворе погулять! Ох, грехи наши тяжкие! — запричитала бабушка.
— Да ладно, ба. А дядя Петрович в Божий Сад пойдет?
— Не в Божий Сад, а в Царствие Небесное, —поправила бабушка.
— Ну да, я так и говорю, — отозвался Вася, а бабушка продолжала:
— Ты ведь знаешь, как он жил. Я тебе рассказывала. Всю жизнь проработал на нашем заводе наладчиком. Женился поздно на хорошей, тихой, но странной женщине. За все годы, что она прожила рядом с нами, мы с ней и полслова не сказали друг другу, кроме “здравствуйте” и “до свидания”. В нашем доме ее блаженной называли. Ты ее не помнишь. Она давно умерла. Светловолосая была, голубоглазая. Стройная, как былинка. Очень верующая.
Родила Петровичу двух мальчишек одного за другим. Да скоро и померла. Деткам-то лет по десять было, не больше, как это случилось. Потом сыновья выучились, обзавелись семьями и разъехались по разным городам. Один сейчас в Сибири, каким-то заводом командует. Другой в военные подался. Они приедут, но уже после похорон. Больно далеко им ехать.