Небесный король: Эфирный оборотень
Шрифт:
Иванов открыл верхний ящик стола и вытащил оттуда удостоверение на имя лейтенанта пехотного подразделения Кошкина с фотографией Антона. Увидев удивление на лице Гризова, капитан пояснил.
— Ваши новые документы. На время похода вы — Сергей Кошкин. Таковы правила.
Антон кивнул, забрал удостоверение со стола и засунул в верхний карман гимнастерки.
— Немецкий знаете? — спросил неожиданно Иванов.
— Никак нет, товарищ капитан, — ответил Антон, — А что, пригодится?
— Возможно, что и нет, но на всякий случай не помешает. Вдруг случиться взять языка или еще что. Война, особенно в горах, — штука непредсказуемая. Лучше перестраховаться. До какой максимальной высоты поднимались?
— Пять семьсот.
— Хорошо. Думаю, вся операция пройдет на высотах значительно ниже, однако всегда надо иметь запас прочности. Пистолетом и ножом владеете?
— Пистолетом владею, а вот ножом драться не приходилось. Но, думаю, как всякий мужик, совладаю.
— По прибытии, перед выходом вся группа пройдет короткий курс боевой спецподготовки. В горах необходимо владеть не только автоматом, который, чаще всего применять не приходится. Нож и пистолет в ближнем бою — оружие незаменимое. Подрывной деятельностью, я так понимаю, тоже не занимались?
— Не
— Вот самолет, как раз, нам и не потребуется. Слишком местность сложная. Итак, лейтенант Кошкин, через пятнадцать минут жду вас на аэродроме.
Антон встал и вышел из кабинета. Спустившись по лестнице мимо молчаливого охранника, он снова оказался на улице и пошел в сторону родного аэродрома. Обитатели городка, придя в себя после бомбежки, бродили возле разрушенных домов в поисках раненых. Многие помогали разбирать дымившиеся завалы. По центральной улице в направлении госпиталя проехало несколько фургонов с красными крестами на бортах. Антон вспомнил про Катю, и ему вдруг очень сильно захотелось вернуться в госпиталь и поговорить с ней. Они о многом не успели поговорить, но времени уже не было. Теперь он себе не принадлежал. Антон прошел улицу до конца и, свернув на примыкающую, зашагал к аэродрому. Вдалеке раздался лязг гусениц. Антон повернул голову и увидел, что через город ползет колонна танков «Т-34», поднимая вокруг себя тучи пыли. Недалеко отсюда находился крупный железнодорожный узел, а по слухам командование готовило мощное наступление и концентрировало силы. «Жаль, что не придется участвовать в наступлении. Уж я бы задал фрицам перца». — подумал Антон. Но его жребий был уже решен. Скоро показался аэродром. У ворот дежурил молодой боец. Поглядев на удостоверение Антона, он презрительно ухмыльнулся с самодовольством летуна, увидев в приезжем офицере пехоту, но пропустил, видимо, был предупрежден. Проходя мимо, Антон тоже не сдержал улыбки: новобранец явно его не знал. «Эх, парень, — подумал он, — попади ты ко мне во взвод месяцем раньше, ох и полетал бы ты у меня, ас хренов».
Разглядев на краю аэродрома, кое-где изрытого воронками от авиабомб, пузатый транспортный самолет, окрашенный в защитные цвета, Антон направился прямиком к нему. У короткого трапа прямо на траве сидело пятеро крепкосбитых бойцов без знаков различия, покуривая папиросы. По всей вероятности это были будущие сослуживцы Антона по отряду особого назначения. Оглядев внимательно всех и не увидев капитана Иванова, Антон сказал:
— Привет, ребята! Закурить не найдется?
— Отчего же, — откликнулся белобрысый боец, — угостим папироской.
И протянул Антону пачку. Антон взял папиросу, размял ее между пальцами и, прикурив у белобрысого бойца, сел рядом на траву. Погода, как на грех, стояла очень теплая. В такое время надо гулять с девушкой по парку и шептать ей слова любви, а не готовиться к операции по умертвлению фашистских диверсантов. Антон вспомнил тихое мирное время прошлой жизни и слегка загрустил. А было ли это с ним или все сон? Сейчас он уже не мог утверждать, что все это было на самом деле. Вполне возможно, все окружающее нереально, а на самом деле он спит себе сном праведника в казарме полка радиоразведки и во сне ждет неизбежного, как смерть, дембеля. Но что-то из глубины подсознания говорило ему, что он себя обманывает. То, что с ним происходило сейчас — самая настоящая реальность, только не ему предназначенная. Только и всего. Антон уже готов был поверить в это, как происходящее снова приняло нереальные формы. На краю взлетно-посадочной полосы показался капитан Иванов в сопровождении… медсестры Кати, которая бодро несла на себе небольшой рюкзак. Приблизившись к самолету, Иванов сказал поднявшимся навстречу бойцам, указывая на Катю.
— Прошу любить и жаловать, наша медсестра Катя, которая будет участвовать в походе и оказывать медицинскую помощь раненым, а таковые, увы, найдутся. Немцы — не дети малые, воевать тоже умеют. Всех прошу подняться в самолет, через пять минут стартуем.
Бойцы взяли свою нехитрую поклажу и один за другим поднялись в самолет. Антон, остолбеневший от такого подарка судьбы, даже замешкался на минуту. Катя пока старалась в его сторону не смотреть, но было видно, что долго ей это не удастся. Во чреве самолета, которое в прошлой жизни Антон привык называть салоном, царил полумрак. Никаких удобств, кроме жестких скамеек, покрытых материей непонятного цвета, естественно, не было. Антон с тихой тоской во взгляде вспоминал мягкие кресла лайнера американского производства «Боинг-737» авиакомпании «Трансаэро», которым неоднократно довелось летать из Москвы в Питер, а один раз в Сочи. Перед глазами Антона проплывал нереально уютный салон, завтрак в воздухе, принесенный смазливыми стюардессами, утренние газеты, да… Он устроился на скамейке у левого борта, рядом с самым иллюминатором. Катя, поднявшись по короткому трапу в самолет, села впереди почти у выхода. Капитан Иванов поднялся на борт последним. Он внимательно оглядел бойцов, а теперь независимо от звания все они были просто бойцами отряда специального назначения, и сказал:
— Товарищи, все дополнительные инструкции и снаряжение получите по прибытии в Минеральные Воды. Лететь нам почти четыре часа. Фашистские самолеты встречаются везде, поэтому напоминаю на всякий случай, если подвергнемся воздушному нападению — парашюты находятся под лавками.
Закончив напутственную речь, капитан Иванов сел рядом с Катей и о чем-то с ней заговорил. Антон внимательно смотрел Кате на затылок, пытаясь послать ей мысленный сигнал обернуться, но ничего не выходило — Катя по-прежнему тихо говорила о чем-то с капитаном. Только один раз Иванов, словно в ответ на ее слова, повернулся и бегло окинул взглядом самолет, на секунду остановившись на Антоне. Или ему показалось? «А, черт с ней, не хочет смотреть в мою сторону, пусть и не смотрит.»— подумал Антон и стал смотреть в иллюминатор. Откуда-то издалека донеслась команда «От винта!». Под крыльями возникла вибрация — мощные лопасти винтов завращались все быстрее и быстрее. Корпус задрожал. Наконец самолет тронулся с места и стал выруливать на взлетно-посадочную полосу. В иллюминаторе мелькнул блиндаж командира полка. Антон бросил прощальный взгляд на аэродром, с которого стартовали успевшие стать родными «Яки» и увидел, что два истребителя также готовятся к взлету. «Интересно, — подумал Антон, — это они на задание или нас провожать?«Транспортник вырулил на полосу и начал разбег. Тяжелая машина тряслась на каждой кочке,
Рассматривая облака, Антон вдруг заметил летевший чуть позади «Як» и удовлетворенно улыбнулся — он были под охраной собственных истребителей. Может быть их и не будут провожать до самых Минеральных Вод, но на первое время охрана есть. Честно говоря, Антон не очень надеялся на встроенный в хвостовую часть «Ила» пулемет-вертушку в случае незапланированной встречи с «Мессерами». Одним пулеметом тут много не навоюешь. А сейчас его прикрывали свои же ребята. «Интересно, — подумал Антон и попытался разглядеть истребитель, — чей именно «Як» сопровождает нас по левому борту. Может это Васька Сутулый или Михась Боровой. А может и кто из новобранцев. Хотя, командир полка вряд ли послал бы на такое сопровождение молодежь. Скорее всего все-таки истребители вел кто-нибудь из стариков. Но как ни старался Антон разглядеть лицо пилота, с такого расстояния это было невозможно — истребитель держался сзади метрах в ста.
Так они летели уже больше двух часов. За время полета Антон познакомился со своим соседом, который оказался тоже лейтенантом Егором Погорельцем, только, в отличие от него самого, был из саперов. Егор служил также на белорусском фронте, а до войны бывал несколько раз на Кавказе в горных походах с ребятами из своего института. Тогда он учился в Харькове на инженера-технолога, да так и не доучился — началась война. Специальностью Егора был подрыв вражеских объектов, как недвижимых, так и движущихся с относительно большой скоростью. Он вообще, как оказалось, был пионером в области радиоуправляемых зарядов, поскольку параллельно горам увлекался до войны радиолюбительством. Ему не давала покоя необходимость сапера находиться в постоянной опасности неподалеку от места диверсии. Егор прекрасно знал, что сапер ошибается один раз и не видел смысла в том, чтобы погибать тогда, когда можно было выполнить боевую задачу и самому выжить. Командование Егора считало за сумасшедшего изобретателя, неуместного в саперных войсках, но это продолжалось до тех пор пока он не подорвал с расстояния в пятьсот метров вражеский эшелон с танками, заложив самодельный радиоуправляемый заряд на рельсах стратегически важного моста. Эшелон рухнул прямехонько в пропасть. Фашистов полегла тьма-тьмущая. И командование наконец обратило внимание на Егора с его радиоуправляемыми зарядами. Его назначили командиром взвода саперов и с тех пор в этом взводе наблюдалась самая низкая смертность. Боевые задачи по большей части выполнялись безукоризненно, а люди не гибли понапрасну, как везде и всюду в других саперных взводах, имевших менее разумное начальство. Люди на войне представляли по всеобщей мысли начальства натуральное пушечное мясо, которого было предостаточно и не имелось надобности его беречь. А тем более саперов, которым сам Бог и Сталин, казалось, на роду написали короткий век. Насчет Сталина Егор не сомневался, но вот насчет Бога его иногда посещали совсем некоммунистические мысли. Дело в том, что бабка Егора была из поповской семьи и с детства научила внука священному писанию, где говорилось как раз обратное тому, чему Егора учила вся последующая жизнь. Знания эти, после того как бабку со всей семьей без особых разбирательств поставили к стенке за распространение вредной и несоответствующей историческому моменту поповской идеологи, Егор был вынужден запрятать очень глубоко, также как и свои поповские корни. Но с течением времени знания эти стали возникать в его голове все чаще и влиять на мысли, несмотря на то, что он изо всех сил старался их позабыть. Не знал Егор, что раз приобретенные знания из головы уже никогда не стираются. Их можно не замечать и не использовать, но позабыть нельзя. Хочешь или не хочешь, а будут они определять твои поступки. Конечно, про подсознание Егор и понятия не имел, но образ мыслей у него сложился совсем не коммунистический, отчего чувствовал он себя в этой стране крайне хреново.
Поговорив с Егором, Антон проникся к этому парню симпатией. Его положение сейчас немногим отличалось от Погорельца и было, пожалуй, еще сложнее. Он не знал как и кем себя чувствовать в этом времени и этой стране, таких одновременно родных и чуждых ему сейчас. Мысли у него самого бродили стаями, и причем самые разные. От желания повеситсья до желания стать генералиссимусом. Первое до недавнего времени было невыполнимо по причине отсутствия для него смерти как таковой, а второе он оставлял себе на случай, если полностью потеряет надежду выбраться отсюда в свое время. Пока же, как почитатель еще не родившегося Дейла Карнеги, которому только предстояло вернуть миллионы людей к нормальному существованию и радости жизни, Антон на крайний случай решил смириться и жить той жизнью, которая разворачивалась вокруг него. Он имел преимущество перед всеми аборигенами этого времени, поскольку абсолютно точно знал что и к чему приведет этот народ, и на кого нужно ставит, а кого следовало боятся как огня. Такая ситуация его даже иногда забавляла своей предсказуемостью и соблазнительной возможностью вмешаться в ходи истории.