Небесный Путь в Россию. Дневник Военкора
Шрифт:
Вот так я и шагаю – туда-сюда, туда-сюда, – пытаясь скоротать мучительно тянущиеся минуты. Я не имею ни малейшего представления, сколько сейчас времени, так как мои часы остановились, но полагаю, что где-то около десяти вечера. Внезапно в главном здании загорается свет, и вскоре сквозь туман начинают долетать призывные запахи готовящейся пищи. Затем я слышу шаги, за которыми следует луч фонарика, и через секунду появляется пара белых мужчин. Они представляются. Один – американец, другой – англичанин, оба штатские, дислоцированные в Кано. Я так и не узнаю, почему они приходят поужинать именно в этот женский компаунд, но, поскольку я и они – единственные белые люди в столовой, мы садимся вместе за маленьким столиком в углу.
Я задаюсь вопросом, как питаются бедные чихающие миссионерки, и делаю вывод, что их, наверное, кормят, соблюдая условия
После ужина я иду в свой Хат-Сат в сопровождении двух джентльменов, каждый из которых вышагивает с фонариком в одной руке и моим локтем в другой. Увы, стервятник всё ещё сидит на крыше, но моим спутникам удаётся изгнать его странными криками и длинным шестом, подобранным в траве. Совершив столь галантный подвиг, они пожимают мне руку и желают спокойной ночи, добавляя: "Конечно, если вы сможете это вынести, что довольно непросто сделать, пока не приспособишься", – а затем исчезают в темноте. Но не успевают они уйти, как стервятник объявляется вновь и в довершение ко всему где-то поблизости начинает выть собака, а меж деревьев опять возникают тёмные тени туземцев, шмыгающих тут и там рядом с моим пристанищем.
15 августа
После бессонной ночи – из-за расхаживающего по крыше, бьющего крыльями и орущего стервятника, воющей собаки и слоняющихся вокруг, тихо перешёптывающихся туземцев – мне звонят перед самым рассветом, веля срочно явиться к завтраку в главное здание в центре компаунда. Поскольку нет воды, чтобы наполнить выглядящую в остальном суперсовременно ванну, я поспешно одеваюсь и, захватив свою маленькую дорожную сумку, бегу по дороге. Темень – хоть глаз выколи, и электрический свет горит лишь на кухне и в столовой, где тот стол, за коим я сидела намедни, нынче накрыт для меня одной. К моему ужасу завтрак вновь обилен: яичница и кофе, хлеб с маслом и фрукты. Я никогда в жизни не видала столь грандиозных завтраков, как во время своего перелёта через Южную Америку и Африку.
Сияющий и заботливый официант-туземец советует мне плотно поесть, так как, вполне возможно, мне больше ничего не светит до позднего вечера в Хартуме. Но, как и всегда, я не в состоянии есть эти блюда, имеющие столь своеобразный вкус, да ещё и в такую безбожную рань, поэтому, вызвав в нём шок непонимания, просто выпиваю обжигающий кофе и крошу несколько тостов. Но, когда я даю ему чаевые, он снова начинает сиять, говоря, что сам съест мой завтрак, молясь о моём здоровье.
Вскоре за мной заскакивает фургон, и мы мчимся как сумасшедшие в аэропорт. Всю ночь шёл весьма сильный дождь, и поле выглядит мокрым. Поэтому совершенно не вызывает удивления весть, что вылет всё-таки задерживается и мы можем вернуться в свои постели и спать до тех пор, пока нас снова не вызовут. Единственное, что нас изумляет, – это почему нужно было в первую очередь слать за нами, а не проверять поле. Военные смеются и шутят, будучи в полной уверенности, что мы застряли в Кано ещё минимум на сутки. Они возвращаются в свой лагерь, надеясь, что им выдадут второй завтрак, тогда как меня снова везут по едва различимым улицам Кано к моему женскому компаунду и Хат-Сату, который я была так счастлива покинуть, думая, что навсегда. У меня возникает странное чувство, когда я вижу кровать, всё ещё хранящую отпечаток моего тела, – беспокойное ложе, с которым я надеялась проститься навеки. Но за время моего краткого отсутствия произошло и несколько приятных изменений: исчез стервятник, замолкла собака и больше не слышен шёпот местных за стенами этой халупы.
Ложась в постель, я вспоминаю о старом русском суеверии, заключающемся в том, что "возвращаться в начале пути – плохая примета", и мне интересно, означает ли это, что с нами случится что-то ужасное в тот день, когда мы наконец полетим дальше. Я вытягиваюсь на кровати полностью одетой и едва проваливаюсь в сон, как раздаётся стук в дверь и за ней обнаруживается тот же водитель фургона, в волнении умоляющий поторопиться, поскольку пришёл приказ вылетать немедленно. И мы снова мчимся по быстро оживающим улицам.
Кано – это восхитительный старый город-крепость, настолько древний, что он, как мне говорят, даже упоминается в Библии (хотя я подозреваю, что они путают его с Каной Галилейской). Перед хижинами из красноватой глины резвятся в грязевых лужах чёрные как смоль совершенно голые детишки, и их тела блестят, как отполированные. Некоторые из них – просто образцы совершенного телосложения, в то время как у других – огромные животы и ненормально тонкие ручки и ножки. Их матери, закутанные в разноцветные домотканые саронги (или как их там ещё называют), похожие на библейские погребальные саваны, уже склонились над деревянными бадьями для стирки и колотят дубинками по находящемуся там белью. А мужчины, некоторые из которых наги, если не считать скудной набедренной повязки, иные же в ниспадающих одеждах (которые кажутся на расстоянии белоснежными, но при ближайшем рассмотрении таковыми не являются), неторопливо слоняются взад-вперёд по улицам. Кое-где можно увидеть лежащих без движения людей очень жалкого вида, и водитель говорит мне, что у них либо сонная болезнь – паралич, либо проказа. Но никто, кажется, не обращает на них никакого внимания, и те продолжают лежать там без помощи и присмотра. Кроме того, есть те, кто был проклят колдунами Джу-Джу и оставлен умирать в одиночестве в тех самых местах, где их поразила магия. Поскольку им запрещено двигаться и никто не осмеливается их покормить, они выглядят как скелеты, скрюченные и изогнутые до невероятности. На их страшных лицах живы только огромные, жалобные глаза. Один бедняга с широко расставленными руками и ногами выглядит точь-в-точь как паук; у другого остались лишь туловище и голова, да и то покрытые гноящимися язвами. Как же должен быть слеп тот, кто идеализирует Африку!
Тяжело нагруженные маленькие ослики прокладывают свой путь среди американских военных грузовиков, джипов и фургонов, заполнивших главную улицу. Я наспех покупаю миниатюрную резную деревянную фигурку туземки с младенцем на спине, склонившейся над стиральной лоханью, и крохотную подушечку из красной и зелёной кожи – фирменный сувенир Кано. Эти вещи суют мне через открытое окно нашего фургона, пока мы стоим на перекрёстке, однако покупать что-либо ещё нет времени. Через несколько минут я снова сажусь в наш самолёт, тот самый, что доставил нас в Кано предыдущим вечером, – "Щебетунью".
Все мы разделяем мнение, что просто ужасно не иметь возможности хотя бы ненадолго задержаться для знакомства с очаровательными африканскими городами, но после недолгого обсуждения соглашаемся, что всё-таки это совсем не обзорная поездка и основная идея состоит в том, чтобы добраться как можно быстрее до наших пунктов назначения в зоне боевых действий. Тем не менее мучительно осознавать невозможность более глубокого познания Африки, особенно когда думаешь, что, вероятно, никогда больше не полетишь этим же маршрутом. Все ребята накупили в Кано подарков для своих семей и рассчитывают отослать их домой при первой же возможности. Поскольку Кано славится своими изделиями из кожи, наш самолет становится похож на восточный базар, когда каждый из военных начинает показывать, что он приобрёл. Они хвалят армейский лагерь, в котором ночевали, и с большим сочувствием слушают скорбный рассказ о моих ночных приключениях.
Кано – Хартум
Мы отбываем с восходом солнца, взлетая, по всей видимости, без особых проблем, хотя взлётно-посадочная полоса всё ещё влажная и плюющаяся брызгами из-под шасси при разгоне. Несколько боевых пилотов летят с нами в качестве пассажиров, держа путь в Северную Африку, и во время взлёта выглядят непривычно тихими и напряжёнными. Сев вместе в одном ряду, они, кажется, следят за каждым движением самолёта. Но стоит тому оторваться от земли, они как один расслабляются и, с радостными возгласами широким взмахом расстегнув ремни и сблизив головы, начинают говорить все разом.
62
От переводчика: Столица Судана, страны в Северо-Восточной Африке, до 1956-го года являвшейся англо-египетским кондоминиумом (а фактически, колонией Великобритании).
"О чём речь?" – вопрошаю я, выказывая свойственную мне любознательность, и те отвечают: "О, да просто кучка технических тонкостей – досужий трёп, ну, вы знаете, о том, как прошёл взлёт".
С тех пор как я покинула Нью-Йорк, я стала реагировать на всё более настороженно, подобно тому, как ведут себя лётчики, путешествующие в качестве пассажиров, ведь те знают о происходящем гораздо больше, чем большинство из нас. Во время взлётов и посадок есть определённые моменты, неизменно превращающие их в молчаливых бдительных мужчин. Они знают, о чём идёт речь. Им известны все детали.