Небо бескрылых
Шрифт:
О машинах может говорить бесконечно, но во всех остальных случаях молчит. Никогда не рассказывает о своей семье. Бывает, забивается в темный угол, сидит там тихо, и лучше его в это время не трогать. Он выберется на свет сам, встряхнет челкой, шмыгнет носом и полезет копаться в каком-нибудь ржавом железе.
В естественном состоянии перемазан машинным маслом, под ногтями траурная кайма, пальцы в ссадинах, ноги в синяках, любимая одежда — какую не жаль.
— 9-
Юрис Бассианус сидит на траве, поджав ноги в серых полотняных брюках. Папино поместье. Надо же, у папы, оказывается, есть в Анатоле поместье. Или это ему только что император подарил? Папы нет дома — он в столице.
Дядя Анастас ей не понравился. Он как будто радовался падению клана Бассианусов. "Что, теперь ты частное лицо, Мариус! — гудел он в бороду. — И каково это — с небес да на нашу пыльную землю? Ты слишком высоко сидел, жизни не видел. Ну теперь увидишь…" Но он тоже не знал жизни — из своего заоблачного дворца. Юрис и то знает больше. Она знает, как мало в Анатоле воды, как выжжена трава за пределами отцовского сада. Она убегала в город и познакомилась с местными ребятами. Все в поместье с ума посходили: о боги, госпожа пропала! А она вернулась из Миесса вечером, полная новых странных впечатлений — о которых некому было рассказать, потому что Клеа осталась в Грандстриме. Маленькая окровавленная фигурка в белом летном комбинезоне, рассыпавшиеся светлые волосы… Клеа!
Госпожа Эррин Трелей, приставленная к Юрис местная учительница хороших манер, приходила в отчаяние от вечных серых или коричневых брюк с карманами и линялых маек, которые подопечная всегда умудрялась где-то находить. Платья с оборками пылились в гардеробной вместе с шелковыми лентами для волос. Дикая гильдейка, ничего не понимающая в приличиях. Убегает при первой же возможности в Миесс и носится там с самой простецкой ребятней. Как прикажешь с такой заниматься? Не то что не слушает — ее и дома-то нет! А потом является из столицы господин Бассианус — и откуда что берется! Глаза опущены, прическа волосок к волоску, даже платье приличное, приседает, как положено: "Да, папа, конечно, папа"…
Вчера она сказала: "Нет, папа". Нет, она не поедет в столицу и не будет жить во дворце. Конечно, отец скучает без нее, но он все равно занят с утра до вечера своей непостижимой политикой — дядя Анастас моментально привык к его советам. Отец долгие годы правил Гильдией; столько, сколько он, никто не знает ни о Гильдии, ни о Дизите. А Дизит при новых гильдейских правителях обнаглел и так и валится на анатольские головы из Грандстрима. Император Анастас спешно модернизирует флот: воздушная война разгорается все шире и шире.
Юрис сидит на траве в тени цветущей оливы, поджав под себя ноги в серых полотняных брюках, и размышляет — не пора ли уже дунуть через забор в город? Там Никос, Агата и Катти, а Лиз обещала показать катер, на которых они тут летают — ваншип. Юрис расспрашивала об устройстве двигателя и приборах, но мало что поняла из объяснений. Какая-то совсем другая, примитивная, но эффективная машина.
Вот чего ей действительно хочется — так это летать. Ей кажется, что в небе Клеа снова будет рядом — серьезная, немного занудная, такая надежная Клеа.
Наконец она встает, небрежно отряхивает брюки и выбирается из сада. За оливковой рощицей стена растрескалась и оплетена плющом, очень удобно.
Когда она соскальзывает по наружной стороне стены, ее ушей достигает крик менторши: "Госпожа Юрис!" Поздно. Госпожа Юрис со всех ног бежит к городу.
Никос сказал, что богатые дети учатся летать в военно-воздушной академии. Некоторые бедные тоже — за казенный счет. Но у Юрис богатый папа, ей не нужна стипендия.
Об этом стоит подумать.
— 10-
Когда живешь войной, не замечаешь, как умираешь.
Когда живешь политикой, не замечаешь, как умирает твоя душа.
Когда живешь любовью, не замечаешь, как умирает любовь.
Я попытался жить и тем, и другим, и третьим одновременно. И не заметил, как ничего не осталось — ни любви, ни души, ни меня самого.
Не слушай меня, я несу чушь.
Впрочем, ты и не слышишь — меня ведь нет.
— 11-
Господину Мариусу Бассианусу
Маэстро!
Договорился с талантливым местным инженером, владельцем верфи Уокером о разработке известного Вам проекта. Наш корабль, безнадежно разбитый, со вниманием изучается. Починить его не удастся, да он и слишком приметный, чтобы стоило этим заниматься. Мы снимем с него двигатель, отладим и используем в новой конструкции.
Уокер деловой человек и умеет держать язык за зубами. А кроме того, это именно он умудрился подбить наш крейсер, когда мы вывалились из Грандстрима неподалеку от его заведения — что много говорит об Уокере как знатоке военной техники. Думаю, с ним необходимо сотрудничать. Он действительно лучший.
О дальнейшем продвижении проекта буду сообщать по мере развития ситуации.
Рессиус Дагобел
PS. Помните дизитского мальчика, которого мы подобрали в Грандстриме? Уокер пригрел его. Очень смышленый ребенок. Я показал ему, как ходят шахматные фигуры, так вчера он умудрился поставить мне мат. Думаю позаниматься с ним на досуге.
PPS. Уокер набросал первые эскизы по нашему проекту. Прилагаю чертежи.
— 12-
Девушка во флотской униформе, с волосами, завязанными в небрежный узел, девушка в дешевых грубых брюках и линялой майке, девушка в кремовом с золотом бальном платье, девушка, лежащая в моих объятиях, девушка, к которой я прижимаюсь всем своим несуразным юношеским телом, моя, моя… девушка в летном комбинезоне, волосы плещут по ветру, девушка, которую я потерял и никогда не найду, девушка, которая умирает во мне каждую ночь и все же жива, потому что еще живу я, девушка, которую убило небо, девушка…
Я брежу, любимая. Прости. Больше не буду.
— 13-
— Где гаечный ключ на восемь?
— Спроси Алекса, он брал.
— Алекс! Опять не положил инструмент на место?
— Несу, Альфи, уже несу!
— Что ты там строишь?
— Не строю, а перебираю двигатель.
— Ну-ну, — проворчал Альфи, принимая ключ. — После тебя, сдается, этот двигатель ничего двигать не сможет.
— А вот и сможет! — на щеке и лбу у мальчишки черные пятна, руки и того краше. Темные дизитские глазищи азартно блестят. — Спорим, он даст сто узлов!