Небо и земля
Шрифт:
— Шумят, — неопределенно протянул он.
— Точно, шумят, — отозвался волжский богатырь, растирая мочалкой могучие плечи. — Да и как не шуметь: русский человек молча мыться не любит.
Старик сидел не шелохнувшись; какая-то странность в банном обиходе смущала его…
— Посмотрел бы ты, что ли? — прислушиваясь к доносившимся звукам, попросил он Тентенникова, боязливо отодвигаясь к самому краю полка.
— Сами придут, — сказал Тентенников.
Но старый Быков уже не ехидствовал: вечно полный ожидания чего-то
— Кто его знает, — неопределенно протянул он.
Дверь со скрипом отворилась, струя холодного воздуха порвалась в парилку, чей-то густой, хрипловатый голос медленно произнес:
— Ни с места! Стрелять будем!
Старик растерялся и взглянул на Тентенникова, словно у него искал защиты и помощи. Но Тентенников только что намылил голову, с лица его, как бахрома, свисала мыльная пена, и он вовсе не был расположен сейчас к беседе.
— Кто еще тут дурака валяет? — сказал он сердито, шагая к выходу с зажмуренными глазами.
— Ни с места, — спокойно повторил тот же хриплый голос.
Тентенников, все еще не протирая глаз, шел на этот голос.
— Впрочем, как хочешь, — снова заговорил незнакомец и вышел из парилки.
Тентенников сполоснул лицо и, открыв глаза, оглянулся. Никого, кроме него и старика, в парилке не было. Глаза щипало, и Тентенников, вздыхая, щурился.
— Ну? — спросил он, подходя к старику.
— Ничего не понимаю… Приходили, пугали, а зачем пугали — не говорят…
— Да кто хоть такие?
— А мне ни к чему. Не приметил…
— Вот уж, воистину, сонная тетеря…
Старик обиженно молчал и только грудь растирал волосатыми кулаками.
— Фигура, — сердито промолвил Тентенников, подходя к старику. — Да и как это, право, глядя на тебя, поверить, что Петька Быков твой сын единокровный.
Старик покачал головой.
— Тяжелый вы человек, Кузьма Васильевич, — сказал он, переходя на вы. — С вами в бане мыться — и то намучаешься…
Переходы от гнева к веселью были мгновенны у Тентенникова, и он сразу же заулыбался:
— А ты тоже хорош: куксишься. И чем я тебя, право, обидел?
— Ну и давай помиримся, — промолвил успокоившийся старик. — Ты мне лучше скажи, кто такой сейчас приходил в парилку?
Они прошли в предбанник. И там тоже никого не было: банщик оставил записку, что ушел в кочегарку.
— Вот незадача, — прокряхтел старик. — Так нам с тобой теперь и не дознаться, кто стрелять угрожал.
Одевались они молча, старик сплевывал на пол, сопел и не глядел в окно.
— Ты почему унываешь? — спросил летчик.
— Без квасу плохо.
— Я тебе спирту достану.
— Правда?
— Будьте уверены.
— Я и купить могу. Вы не беспокойтесь, Кузьма Васильевич! Денег у меня… — Он засунул руку в карман пиджака, да так и застыл, словно окаменев.
—
— Деньги мои пропали! — истошным голосом закричал старик.
— А у меня, гляди-ка, ни копейки не взяли.
Тентенников хотел было заняться поисками бандитов, но, посоветовавшись с банщиком, отказался от своего намерения — районная милиция сама виновных отыщет. Самое странное заключалось, конечно, в том, что деньги украли только у старика, к тентенниковскому же бумажнику и не прикасались.
— Наваждение, форменное наваждение, — бормотал старик, утратив на время обычную словоохотливость, и до самой Якиманки дошли они молча, не промолвив ни слова.
Странная была у них дружба, — они всегда хорошо отзывались друг о друге и приветы в письмах посылали, а встретятся — и обязательно поссорятся.
— Я уж тебя попрошу, Кузьма Васильевич, — взмолился вдруг старик, — ты Петрухе не говори, пожалуйста…
— Ладно, не скажу…
Тентенников посидел недолго и начал прощаться.
— Уходишь уже?
— Как видишь. Мы будем тебя с Ванюшкой ждать в Эмске, хоть и без того туда с целым обозом поехали.
— Кого же взяли с собой?
— А жены наши.
— Жены? Да кто же у вас женился?
— Я женился, да и у сына твоего теперь жена есть.
Старик прослезился, провел рукавом по глазам, вздохнул.
— И жену Петр хорошую взял?
— Хорошую.
— У тебя нет ли, часом, её карточки?
— Не захватил.
— Очень даже жалею. А с лица ничего? Не рябая?
— Не рябая, — передразнил Тентенников, — не рябая! Красавица писаная, а ты говоришь — не рябая!
Рано утром Тентенников поехал трамваем на завод. Подъезжая к заводу, сразу приметил дым, медленно тянувшийся над забором, услышал резкий, пронзительный свист, увидел конную пожарную упряжку.
— Горит у них, что ли? — спросил он у кондуктора.
Тот ничего не ответил, только руками развел. Тентенников спрыгнул на ходу с трамвая, побежал к проходной будке. Дежурного не было на месте. Тентенников рванулся дальше и сразу же увидел недавнего знакомого своего, комиссара, показывавшего ему накануне и самолетное кладбище и склад новеньких самолетов.
— Нет, пламя-то какое, поглядите на пламя! — твердил комиссар.
Мохнатое зарево желтело на месте, где недавно возвышались заводские строения. Тентенников еще не мог поверить, что всего, бывшего на складе, уже нет больше. «Как же я теперь без второго самолета поеду?» — подумал он сразу.
Комиссар узнал Тентенникова, подошел к нему, рассказал о неожиданном несчастье.
— Не иначе как подожгли, — сказал он. — И знаете, исчез Риго. После нашего вчерашнего разговора я сразу же послал людей к нему. Но его уж и след простыл, — сообразил он, должно быть, что вы о нем расскажете…