Небо и земля
Шрифт:
— А? — он с трудом открывает глаза и растерянно оглядывается.
— Тебе что-то снилось… Сплюнь через левое плечо. Ну, сплюнь же…
Он садится, напряженно морщит лоб и сплевывает.
— Ну что, Шефтл? — спрашивает встревоженная Зелда. — Что тебе снилось?
Он молчит, тяжело дышит и молчит.
— Что с тобой?… А?
— Ничего, — бурчит он и вдруг обнимает ее. Зелда прижимается к нему.
«Хорошо еще, что она меня разбудила», — думает Шефтл.
На душе у него тяжело. Он старается забыть о своем сне, гладит Зелду по голове,
— Спи, Зелда, спи…
С минуту Зелда лежит неподвижно, не дыша. Потом погладила его небритую щеку.
— Что будет, Шефтл? Такая война…
— Что со всеми, то и с нами. Время покажет… Спи.
И Шефтл засыпает, но Зелде не спится. Ей страшно, и хочет заснуть, да не может. Перед глазами — сегодняшние проводы у плотины. Она видит перед собой совсем еще молоденьких солдаток, заливающихся слезами, видит большой балаган, столы, заставленные блюдами с едой, к которой никто не притронулся, и Додю Бурлака в его праздничном сюртуке, и Хану… и Нехамку, как она бежит за подводами и кричит что-то Вове. И все это натворил Гитлер, думает Зелда и вспоминает об Эльзе: «Умерла Эльза… Нет Эльзы…»
Зелда закрыла глаза, повернулась па бок. Послышался тихий плач. Она осторожно, стараясь не разбудить Шефтла, поднялась, прислушалась.
Плакал Курт.
— Чего ты? — спросила она, наклонившись над мальчиком, и погладила его по голове.
— Я не виноват… Это не я разбил… Хочу к маме, — лепетал он, глотая слезы.
Зелда сама едва не расплакалась от жалости.
— Ну конечно же ты не виноват… Спи, мой мальчик, спи. Не надо плакать. Ты ведь знаешь, что я тебя люблю…
Она укрыла его простыней и снова погладила по голове.
И тут раздался оглушительный гул, Зелда вздрогнула, посмотрела в окно. Низко над хутором летел самолет. Зелде показалось, что он летит прямо сюда, к ее дому…
Когда Элька пришла домой, она застала Свету спящей, с коробочкой леденцов в руке.
Девочка чуть улыбалась — ей, видно, снился хороший сон.
Элька наклонилась, тихо поцеловала ее и тоже легла.
Проснулась она поздно. Встала, выглянула в окно. Было тихо. Как всегда в день отдыха, никто не спешил вставать.
Элька умылась, причесалась, посмотрела на себя в зеркало.
Скрипнула Светкина кроватка.
— Ах ты маленькая моя соня… — улыбнулась Элька, подходя к ней. — Сколько же можно спать?
Светка потерла ладошками глаза и села.
— А где дядя? — спросила она, оглядевшись вокруг.
— Какой дядя? — лукаво спросила Элька.
— Тот, что дал мне вот это… — Светка показала коробочку.
— А… уехал.
— Почему он уехал?
— Начинается! Почему, почему… — Элька сделала вид, что сердится. — Уже поздно. Вставай!
Светка натянула на себя платьице, весело соскочила с постели и принялась надевать сандалии.
Позавтракав, она убежала во двор.
Элька осталась одна. Несколько минут сидела у стола, там, где вчера сидел Шефтл.
… Как все-таки хорошо, что он зашел. Славный он. Кто еще так поймет ее? Хорошо, что есть человек, с которым она может поговорить обо всем… А не съездить ли прямо сегодня на хутор? — мелькнула мысль. Успеет ли? Уже начало первого…
Громко постучали в дверь.
«Кто это?» — удивленно подумала Элька. Она никого не ждала. Не успела она сказать «войдите», как дверь шумно распахнулась и в комнату вбежала соседка со второго этажа. На ней лица не было.
— Вы уже знаете? Какой ужас! Война!
— Война? — Элька остолбенела.
… В это страшное воскресенье почти все гуляйпольские жители до ночи толпились на улицах. Стояли на углах под радиорупорами, напряженно ловили голос диктора, Элька тоже выбегала несколько раз, стояла, слушала вместе со всей толпой сводку.
Боже мой, враг бомбит наши города. И Минск! А Алексей в Минске. Если бы можно было связаться с ним. Но как?
Легла она поздно и долго не могла заснуть. Перед глазами неотступно стояло все, что пришлось пережить за последние сутки: люди на улицах, испуганные лица, Шефтл…
Утром, оставив Светку, как всегда, с ребятами во дворе, Элька пошла на работу. Было рано, но ей хотелось поскорее в контору, к сотрудникам, людям, быть может, не очень близким, но к людям. Несмотря на ранний час, во дворе и на улице, как и вчера, толпились прохожие, — казалось, гуляйпольцы этой ночью не сомкнули глаз. Проходя мимо группы мужчин и женщин, взволнованно обсуждавших последние известия, Элька услышала, как кто-то сказал: «Война скоро кончится. Наши расколошматят врага за несколько недель».
И ей стало радостно: незнакомые люди высказывали вслух то, что ей самой хотелось.
Когда Элька вошла в контору, радио повторяло утреннюю сводку. За ее столом сидел незнакомый пожилой, довольно плотный гражданин и рассеянно перелистывал стопку бумаг. Элька сняла пальто, повесила, как всегда, на деревянную вешалку, подошла к столу и стала ждать, когда незнакомец уступит ей место.
Вошел директор, очень озабоченный, с растрепанными седыми волосами. В ответ на Элькино приветствие он коротко кивнул, выключил радио, взял телефонную трубку и, явно нервничая, стал вызывать железнодорожную станцию. Станция была занята. Он бросил трубку и, недовольный, резко повернулся к пожилому человеку:
— Ознакомились? Все ясно? Сегодня, я думаю, вам надо заняться пятым складом.
Тот, словно лишь дожидался этого распоряжения, поднялся, взял бумаги и вышел.
— Кто это? — спросила Элька.
Директор поглядел на нее, с минуту помолчал, наконец тихо ответил:
— На ваше место, товарищ Орешина. Элька смотрела на него во все глаза.
— Как на мое место? А я?
— Вы будете работать теперь счетоводом. Без работы не останетесь.
«К майским праздникам райисполком вынес вам благодарность за хорошую работу, — горько усмехнулась Элька. — И вот — на тебе…»