Небо моей молодости
Шрифт:
Летчики, летающие на самолетах И-16, завидуют ночникам, нам не разрешают летать ночью, не позволяют малые размеры аэродромов и отсутствие специального ночного аэродромного оборудования.
Однако и нам хватает работы. После окончания Брунетской операции появилась маленькая отдушина. Используя ее, наша эскадрилья приступила к тренировке испанских летчиков, только что прибывших из летного училища. Казалось бы, началась мирная учеба, которой и нужно отдать все внимание, но нежданно-негаданно произошло неприятное событие, коснувшееся нашей эскадрильи.
Как раз
Звонил Птухин. Он приказал выделить двух лучших летчиков и по готовности перелететь к нему на аэродром Алкала. На просьбу ознакомить с заданием Птухин ответил, что задание летчики получат на месте. Обычно, ставя задачу, Евгений Саввич, как правило, подчеркивал и главную ее сторону, а здесь какая-то неясность.
Оставив за себя на время полета Петра Бутрыма, мы вместе с Панасом вылетели в Алкала. Встретил нас Птухин, хитровато глядя на меня, улыбнулся:
– Значит, сам решил прилететь?
– и, не дожидаясь ответа, продолжил: Пожалуй, правильно, а то кто знает, как получится.
Опять загадка! Мы вопросительно посмотрели на Евгения Саввича. Он понял нас и пояснил, что мы полетим на сопровождение самолета СБ, а задание уточнит сам советник.
Слово "советник" для нас было непривычным. Командовал республиканской авиацией испанский генерал Идальго де Сиснерос, а для нас и генерал Сиснерос, и наш летчик-советник были большими начальниками. В предчувствии ответственного предстоящего полета мы с Панасом только переглянулись, понимая друг друга.
Из помещения командного пункта вышли два человека. Иван Прянишников, держа в руках летный шлем и планшет, рассматривал на ходу полетную карту (штурманы всегда заняты картой). Впереди шагал человек среднего роста, в модном спортивном пиджаке, гольфах. Он смахивал на жокея, не хватало только стека. Когда расстояние между нами сократилось, я узнал его. Мне приходилось видеть его раньше, когда он занимал крупную должность в одном из наших военных округов.
Птухин представил меня и Панаса. Советник обратился к нам:
– Вы знаете меня?
Панас промолчал, а я ответил:
– Да, знаю вас, вы...
Но советник не дал договорить, предупредительно подняв руки, и опять задал вопрос, адресованный мне жестом:
– Где, в какой должности служили до Испании, сколько имеете боевых вылетов?
– Командир звена авиационной бригады. На Мадридском фронте сделал примерно восемьдесят вылетов.
Советник посмотрел на Птухина, тот кивнул.
– Так вот. Сейчас я полечу на разведку района Аранда-де-Дуеро - Вальядолид - Сеговия, вы будете сопровождать мой самолет. Доложите, как думаете расположить ваши самолеты в полете.
Я ответил, что полечу справа немного выше, в пятидесяти метрах сзади. Мой ведомый займет место слева сзади.
Через десять минут самолет СБ, пилотируемый советником,
Мы с Панасом заняли свои места сопровождающих, еще на земле договорились с ним в случае появления истребителей противника не ввязываться в воздушный бой, а короткими атаками отсекать фашистских истребителей от самолета советника.
Ответственность, конечно, большая, но меня успокаивала мысль, что в этом районе вряд ли появится противник. Кроме того, у самолета СБ отличная скорость, и к тому же он по курсу все время набирал высоту.
И вот под нами гряда гор Сьерра-де-Гвадаррама. Высота две тысячи метров. Северные склоны гор - франкистская территория. Вдали показался пункт Аранда-де-Дуеро. На всякий случай я решил опробовать пулеметы и дал две короткие очереди (так мы делали всегда). Глядя на меня, Панас сделал то же самое.
С двух сторон по курсу самолета советника блеснули трассирующие нити.
И вдруг самолет СБ, заложив глубокий крен, стал разворачиваться на сто восемьдесят градусов. "Значит, у советника какая-то неисправность", - подумал я, а через несколько минут сомнений не было в том, что мы возвращаемся на свой аэродром.
Приземлившись, мы подрулили поближе к ангарам, там нас ожидал Птухин.
– Что случилось?
– спросил он, глядя на СБ, из которого не спеша выбирался советник.
– Наверное, что-то с самолетом, - предположил я,- хотя, судя по самолету, все вроде нормально.
Штурман Прянишников остался у самолета, советник подошел к нам.
– Что-нибудь помешало полету?
– поинтересовался Птухин.
– В воздухе вы были не более двадцати минут.
Советник, как бы между прочим, будто вопрос не столь важен, спокойно ответил:
– На маршруте появились самолеты противника, не было смысла продолжать полет.
Птухин вопросительно посмотрел на меня и на Панаса, я удивленно пожал плечами. Заметив мой неопределенный жест и молчание Панаса, советник остановил на мне взгляд:
– Разве вы не видели противника?
– Нет, товарищ командующий, - назвал советника по привычке, как к нему обращались на Родине.
– А пулеметные трассы вы тоже не видели? Они прошли перед носом моего самолета.
Теперь все стало ясно: наши пробные пулеметные очереди были приняты за огонь противника. Значит, советник пока еще не знал, что все летчики делают так в полете, держа курс на территорию, занятую франкистскими войсками.
Но как доказать? На его месте, возможно, и другой воспринял бы этот случай как атаку противника. И произошло самое неожиданное. На мои объяснения советник отреагировал просто:
– Евгений Саввич! Отправьте его обратно в Союз, пусть там поучится, - и, не сказав больше ни слова, он пошел в помещение штаба.
Надо было возвращаться на свой аэродром, там нас ждали, но я стоял, словно врос в землю, а в ушах все звучали слова советника. "Как отнестись к этим словам?
– сверлила мысль.
– Может быть, пойти убедить его в случайности происшедшего? Но нет, он не отступит от своего решения, уж это я знаю..."