Небо моей молодости
Шрифт:
Заметив мое состояние, Евгений Саввич ободряюще подтолкнул:
– Чего нос повесил? Лети домой и выкинь все из головы - утрясется!
Появилась надежда. Евгения Саввича я раньше не знал, увидел его здесь, в Испании, впервые. Смелый летчик, большого масштаба командир, а главной чертой его характера была принципиальная справедливость ко всем без исключения. У него не было ни любимчиков, ни пасынков. Он знал цену боевым летчикам и никогда не спешил с выводом. С ним было легко воевать и всегда хотелось выполнить любое задание, которое он ставил. Я был уверен, что Евгению Саввичу совершенно
Шагая к самолетам, Панас бурчал себе под нос:
– Ничего себе... "Отправьте доучиваться", а не подумал о том, что лучше в землю вместе с самолетом, чем так вот ехать на Родину.
Я с благодарностью посмотрел на друга. Он понимал меня...
На Центральном фронте наступило некоторое затишье. Воспользовавшись этим, командование на несколько дней освободило нашу эскадрилью от боевой работы.
Необходимо было привести в порядок изрядно потрепанные самолеты. Да и отдохнуть не мешало. И вот нас отвели на аэродром возле одного из тыловых городков. Этот городок ничем не отличался от других небольших населенных пунктов. Те же грубо мощенные улицы с пучками полузасохшей травы меж камней, те же выбеленные мелом домики с каменными заборами, за которыми вяло шуршит потускневшая от зноя листва фруктовых деревьев. После Мадрида странной показалась провинциальная, словно застоявшаяся тишина городка.
Мы отдыхали. Впрочем, отдых не удался уже в первый день. Волощенко, еще недавно мечтавший поспать этак часиков тридцать, проснулся, как всегда, на рассвете.
– Интересно, - удивился он, протирая глаза, - почему-то не спится. Ладно, днем отосплюсь. Меня всегда днем тянет ко сну...
Панас к этому времени тоже проснулся, но сделал вид, что его разбудил Волощенко. Возмутился:
– Голос у тебя какой-то ненормальный! Ты своим шепотом мертвого разбудишь...
Но и днем почему-то никому из нас не захотелось прилечь. Побродили по городку - ничего интересного. И как-то само собой получилось, что мы забрели на аэродром. Механики возились во внутренностях моторов, латали пробоины, закрашивали заплаты. Помочь им? А почему бы и не помочь: время, по крайней мере, будет идти быстрее.
С трудом уломали механиков.
– В конце концов, вам приказали отдыхать!
– сердился Хуан.
Уговорили испанцев с условием, что работать будем только до обеда.
После обеда день показался нестерпимо длинным.
– Сколько времени мы пробудем здесь?
– уныло спросил вечером Бутрым, но никто не ответил на его вопрос. Ясно - пока не вызовут обратно в Мадрид. Засыпали недовольные.
Утром нас разбудил шум - приехали испанские летчики. Человек десять. Они вошли в нашу комнату и смущенно остановились у порога: думали, что мы спим.
– Откуда?
Из группы испанцев выступил стройный, красивый парень с вьющимися волосами.
– Клавдий, - отрекомендовался он.
– Вот письмо из штаба.
Прочитываю письмо. Штаб предлагает нам дня три-четыре потренировать группу испанцев. Они только что окончили специальную программу обучения в летной школе. Это новое пополнение для республиканской авиации. Штаб дает молодым летчикам очень лестные оценки: почти все они добровольцы из рабочей и
– Ну что ж, - принимаю решение, - на аэродром!
По пути знакомимся. Пылко жестикулируя, испанцы говорят о том, как им не терпится скорее идти в бой.
С удовольствием принимаемся за полеты. Вначале объясняем летчикам смысл различных тактических приемов, затем демонстрируем эти приемы в воздухе. После чего испанцы сами отрабатывают элементы одиночного и группового боя. Мы же только поправляем их, указываем на ошибки.
С утра до вечера на аэродроме гудят моторы. Каждый из нас взял под свою опеку одного испанца. Мой ученик - Клавдий. Он мне понравился с первого взгляда и, чем больше я узнаю его, тем сильнее укрепляюсь в своем первоначальном впечатлении.
– Пришлось покинуть университет, - рассказывает он мне.
– Хотя я уже учился на третьем курсе.
– Жалеете об этом?
Он удивленно смотрит на меня.
– Камарада Борес! Как вы можете говорить это? Что такое Клавдий и что такое республика? Клавдий - только Клавдий, а республика - это народ, это свобода и счастье народа! Вот победим - и я вновь вернусь в университетские аудитории. А пока будем учиться в свободное время!
– И он хлопает рукой по оттопыренному карману летной куртки - в этом кармане у него всегда лежит какая-нибудь книжка.
Довольно скоро обнаруживается, что Клавдий в свободные часы занимается и другим делом - пишет стихи. Вечером испанцы спрашивают его:
– Написал?
Не в пример большинству начинающих стихотворцев, он не смущается:
– Написал.
– Прочти, прочти, Клавдий!
Испанцам нравятся стихи, они слушают их внимательно, раздается восхищенное "буэно!" ("хорошо!").
Стих Клавдия точен и прост. Вслушиваясь в его строки, я с удивлением отмечаю, что в поэтический ритм каким-то чудом уложились советы, которые мы давали летчикам во время полетов: "Не горячитесь! Храбрость без выдержки может привести к глупостям. Учитесь владеть собой. В любом, самом горячем бою трезво оценивайте обстановку".
– Придется стихи Клавдия взять на вооружение!
– смеется Панас.
Но вот учеба испанских летчиков подходит к концу, и мне передают телеграмму.
– "Командиру эскадрильи Смирнову, - читает телеграфист.
– Вашей эскадрилье сегодня же вылететь в район прежнего базирования. Командование эскадрильей возлагаем на Бутрыма. Вам надлежит остаться с эскадрильей испанских летчиков вплоть до особого распоряжения. Ждите телефонного разговора с командующим..."
Что бы это могло значить? Бегу к Бутрыму.
– Сегодня же вылетать?
– спрашивает он меня.
– Ну конечно.
– А ты остаешься?
– Остаюсь.
С нетерпением жду звонка. Проходит час. Наконец-то слышу знакомый голос командующего истребительной группой Птухина:
– Я вызвал вас, товарищ Смирнов, чтобы поговорить с вами об одном важном деле. Прежде всего командование благодарит ваших летчиков, которые помогли нам подготовить новую республиканскую эскадрилью. Это значительное подкрепление и знаете, куда мы думаем направить его? В Астурию.