Небо на двоих
Шрифт:
– Где мы? – с тревогой спросила я, разглядев двух людей в плащ-палатках и с автоматами на груди, направлявшихся к нашей машине.
– Здесь блокпост, – абсолютно спокойно ответил Давид. – В этот район и днем въезд по пропускам, а ночью – особенно.
Но я не увидела, чтобы он что-то вытащил из кармана. Он даже не вышел из автомобиля.
Я на всякий случай поставила автомат между колен, приготовившись затолкать его под сиденье. Хотя при досмотре машины его вмиг обнаружат. Спина у меня покрылась холодным потом. Почему Давид поступил так опрометчиво? Зачем прихватил с собой автомат? Неужто не знал, что будем проезжать блокпост?
Это слово слишком хорошо знакомо каждому россиянину по телевизионным новостям и кинофильмам.
Тем временем военные подошли к «Ниве» со стороны Давида. Я увидела: русские. Судя по зеленым фуражкам, видневшимся под капюшонами дождевиков, – пограничники. Сейчас, сейчас… Губы у меня тряслись от страха. Сейчас нас выволокут из машины, бросят лицом в грязь, заломят нам руки за спину. … Сколько раз я видела в криминальных хрониках, как задерживают людей с незаконным оружием. И приготовилась к худшему. Хотела перекреститься, но бросила взгляд на Давида. Тот сидел с невозмутимым видом. Тогда я решила не поддаваться панике, а автомат незаметно спустила себе под ноги.
– Кого везешь? – добродушно спросил один из пограничников.
Второй осветил кабину фонариком. Давид включил свет.
– Девушку везу, – ответил он, широко улыбаясь, – невесту Вадика. Смотри, какая красавица. Только глаза сильно не раскрывай, а то порвешь.
– Ого! – присвистнул пограничник. – Вадим надумал жениться? С чего вдруг?
– Ты у Вадика спроси, – посоветовал Давид. – Он тебе расскажет. А мое дело: отвези-привези.
– Таких невест, как твоя дамочка, и я бы возил, – кивнул в мою сторону боец. – А то стой тут, как проклятый, под дождем… С ума сойдешь, за сутки – первая машина. Давай! – крикнул он что было мочи и махнул рукой кому-то возле шлагбаума, тот со скрипом стал подниматься. Пограничник повернулся к нам. – Проезжай! А Вадиму скажи: не позовет на свадьбу, ваши машины перестану пропускать.
Я молчала, переваривая услышанное. Что за шутки? Дамочка… И что значит, невеста? С какой стати?
Об этом я не преминула спросить Давида, лишь только вагончики блокпоста исчезли в темноте за нашей спиной.
– Чего сердишься? – пожал плечами Давид. – Как сказал Вадим, так я пограничникам и передал.
– Не мог он такое сказать! Вы только что сами придумали! – разозлилась я еще больше. – Я Вадима в глаза не видела, кроме как на вашем буклете. Еду отдыхать по совету подруги.
– У нас в горах теперь редко кто отдыхает. – Давида, похоже, не слишком расстроила новость, что я не невеста Вадима. – У нас на море отдыхают. Только я подумал: зачем тебе море, если жених рядом? Ты можешь ничего не говорить, если тебе стыдно. Но чего стыдиться, если замуж идешь? Вадик – хороший человек. Правильный. Наши законы уважает. Людям помогает.
Я поняла: убедить спутника в обратном – нелегкий труд. И решила промолчать. Зачем мне разуверять Давида, если утром я спрошу с Вадима по полной? Какого рожна он произвел меня в свои невесты? Или Любава опять что-то придумала? Я замолчала, но тут вспомнила слова пограничника о первой за сутки машине и снова подала голос:
– Послушайте, я не поняла… Пограничник сказал, что по этой дороге сутки никто не проезжал. А как же велосипедисты?
Давид покосился на меня и рассмеялся.
– Все еще боишься, что я тебя украл? У меня дети такие, как ты, зачем мне кого-то красть… А велосипедистов я как раз накануне бури в Сухум отвез. Они у моего брата гостили. Уже оттуда на границу поехали. Успокоилась? – Водитель коснулся моей руки. – А зачем автомат под ноги спрятала? Пограничники меня знают, машину не проверяют. И про оружие тоже знают. Пока Грузия нас не любит, с оружием нельзя расставаться.
– Но это ж опасно! – возразила я и снова водрузила автомат на колени. – Перестреляете друг друга к чертовой бабушке на радость грузинам!
– Это в России только дай людям оружие в руки, начинают палить по головам, как по мишеням, – усмехнулся Давид. – У нас даже дети знают, что с оружием нельзя баловать. Оно для защиты, а не для пустого убийства.
Я пожала плечами. Оружие оно и есть оружие. А пьяный дурак он и в Абхазии дурак.
– Держись! – перебил мои мысли Давид. – Сейчас самое трудное начнется. К реке будем съезжать. А затем через реку… Вроде воды мало. Слышишь? Не гудит вроде?
Но я ничего не слышала за шумом ветра и лишь снова схватилась за поручень.
Глава 11
Хорошо, что вокруг было темно, и в бледном свете фар я видела только узкий клочок дороги. Но и того, что видела, хватало, чтобы проклясть тот день и час, когда согласилась на предложение Любавы. Дороги практически не было, а только старая колея, залитая водой и заваленная камнями. Она вела круто вниз, и мне казалось: еще чуть-чуть, и «Нива» свалится в пике, а затем – в штопор, как подбитый бомбардировщик. Вцепившись в поручень, я кожей чувствовала, что машина напряжена, как струна, что она дрожит и дышит, как человек, которому очень тяжело и страшно. И чтобы не впасть в панику, я включила воображение. При чем тут побитая жизнью и местными дорогами «Нива»? Я – летчик-испытатель, сижу в кабине самолета. И до отказа отжала ручку вперед. Дрожь самолета усилилась и передалась мне. Все, абсолютно все содрогалось в мелком ознобе. Что же делать? Машина вот-вот развалится в воздухе. И тут сильный удар потряс самолет…
«Ой, дела, ночь была, Мы фашистов разбомбили дотла. Бак пробит, хвост горит, Но наш птенчик летит На честном слове и на одном крыле…»Мне вдруг вспомнилась старая заезженная пластинка с голосом Утесова и пьяные слезы деда, капавшие в граненый стакан с водкой. Во время войны он летал на тяжелых бомбардировщиках, горели, к счастью, выжил, но каждый День Победы включал старую пластинку и плакал…
Самолет завалился на правое крыло, а затем со свистом пошел вниз. И следом – треск и скрежет металла. И визг, пронзительный, словно металлом по стеклу. От которого ломит зубы и рвет барабанные перепонки. Я ударилась головой о что-то острое, зашипела от боли. И тут же пришла в себя. Какой самолет? Кажется, чертова «Нива» упала с обрыва. Надо ж, совсем спятила, даже стихами заговорила! Я ощупала голову. Панамка исчезла, а волосы на затылке сбились во влажный то ли от пота, то ли от крови колтун.
Под колтуном кожу жгло и саднило. Все-таки поранилась? Я слегка коснулась пальцем того места, где больше болело. Нет, пустяки, всего лишь царапина. Пара дней, и зарастет как на собаке!
Я прислушалась к своим ощущениям. Раз болит, значит – жива. А как же Давид? Почему молчит? Что с ним? Я протянула руку, чтобы проверить, на месте ли мой водитель. Рядом в темноте кто-то завозился, вспыхнул огонек зажигалки – Давид прикурил новую сигарету.
– Слава богу, недалеко летели, – сказал он и перекрестился.
– Машина цела? – спросила я, вспомнив скрежет металла.
– Сейчас выйду, посмотрю, – отозвался Давид. – Но сначала расцелую свою косулю. Не подвела, дорогая!
И он, склонившись, на полном серьезе поцеловал рулевое колесо.
– Зачем мы поперлись сюда ночью? – произнесла я сквозь зубы. – Чуть ведь без голов не остались.
– Днем еще хуже, – безмятежно сообщил Давид. – Грязь вперемешку с камнями, только на вездеходе пробираться… А ночью подстынет, так на «Ниве» или «уазике» – милое дело…