Небо на плечах
Шрифт:
Это… гордо! Значит, достойную смену вырастил.
ГЛАВА 9
Услышав о наводнении, к стыду своему, я не поверил:
— Зёма! До первого апреля — еще полгода!
— Пять месяцев, — педантично поправил он меня. — Но я не шучу!
— Олег! Наводнение бывает весной, во время паводка! Вес-ной! — почти пропел я по слогам. — А сейчас — осень!
— Не веришь мне — спроси у других! А я — работать! — обиделся пилот и вышел, хлопнув дверью.
Пошел спрашивать. Штаб, гудящий растревоженным ульем,
Наводнение в Питере — это старинная забава, уходящая корнями в Петровскую эпоху. Эдакое всегородское «веселье». Сам я, пока живу здесь, ни одного еще не застал, но метки, оставленные прежними хозяевами на моем доме, подсказывали, что «радости» мы получим по самое не хочу: ведь та, что была подписана «2006», находилась как раз на уровне окон первого этажа, а нынче, со слов Земели стоит ожидать худшего.
Регламент на этот случай был давно и многократно отработан: оповещение, эвакуация, меры по спасению… Но все эти инструкции, директивы, приказы, рассчитанные на нормальную жизнь, стали почти бесполезны в наших обстоятельствах.
Вдобавок ко всему два первых предупреждения, полученные еще вчера, я проигнорировал, потому что сам дурак. Но кто же знал, что докладные от Главной физической обсерватории (или ГФО) надо было отслеживать в первую очередь! Уж точно не я! И ведь те, кто вкладывал мне их в папку, тоже, похоже, не поняли их значения. Нет, если бы в бумагах черным по белому было написано: «Будет наводнение, и нам хана!» — я бы такого не пропустил, а вот сухое уведомление о смене направления ветра и чего-то там еще в голове не задержалось. Мой косяк. Косячище!
В следующий раз с Олегом мы увиделись только через три часа, случайно столкнувшись в общем зале. На координации пришлось оставить Ольгу: рабочие места всех мужчин сегодня были на улице. А уж пилотов — тем более. Силой воли этих парней я реально восхищался — у них же не было моей сверхскоростной регенерации, которая уже через час заставляла забыть о потере крови, а ведь мы продолжали, как проклятые, ходить к Гольдштейну сцеживать чудотворную жидкость для вакцины. Единственное послабление — по пол-литра у нас уже не откачивали (ну, кроме меня, понятно) — суточная норма снизилась до двухсот миллилитров. Зато третий день подряд!
Все к тому времени уже досыта нахлебались погодой. Что гвардейские МБК, что мой МРМ по паспорту влагу пропускать вроде бы не должны, но отчего тогда сырыми были даже трусы?
Уже сейчас, когда вода только начала подтапливать набережную, стало ясно, что мы не успеваем. Катастрофически не успеваем! Не хватало всего: техники, подготовленных помещений, людей! Особенно людей! Спасти матценности я даже не порывался — мне бы больных из зоны бедствия вытащить! Это Шаман с его прокачанной жизнью уже встал с койки и резво начал носиться по базе, организовывая там защиту от стихии, а рядовые бойцы, получившие укол одновременно с ним, все еще лежали пластом в постелях, медленно отходя от недельной комы. У них самым большим достижением на утро был самостоятельный поход до туалета. И это мы говорим
А по городу в зону затопления попадали несколько переполненных больниц и с десяток зданий, спешно приспособленных под эти же нужды в первые дни эпидемии, в которых далеко не все еще получили свою дозу сыворотки. К тому же спешка никогда до добра не доводила: на одном из импровизированных пунктов при эвакуации вспыхнул пожар. Шутка про пожар в борделе во время наводнения для меня навсегда перестала быть смешной, потому что я оказался к горящему лазарету ближе всех и заливал огонь собственноручно. А когда справился, нашел сразу три набитые до отказа палаты угоревших и сожженных заживо людей.
И это я, давясь бешенством и бессилием одновременно, отдал приказ прекратить разбирать пожарище и не искать виноватых, по крайней мере сейчас, а продолжать эвакуацию: живым помощь требовалась больше.
Олег по-прежнему злился на меня за утреннее недоверие. Не знаю, что на него нашло, видимо, так выходил многодневный стресс. Но тяга побыть хоть минутку с молодой женой пересилила, и он зашел следом в кабинет.
— Оля, ну хоть ты объясни, какого черта происходит? — спросил я, грея руки о кружку с крепко заваренным кофе. — Ноябрь же! Какое, к черту, наводнение?
За свое чертыхание я был награжден очередным тяжелым взглядом новобрачного — ругаться в присутствии его ангела не позволялось даже мне.
— Сразу видно, что ты не коренной петербуржец!
— Рязанщина! Я и не скрываю. Потом Москва. В Питере только три года.
— А ты? — обернулась Ольга к мужу.
— Тоже не отсюда. Мы вместе приехали. — Пилот притянул к себе жену, но она вывернулась из его объятий с восклицанием:
— Ты мокрый! И холодный! — и тут же сама прильнула к нему обратно. — Тогда ясно! — это уже мне. — Самые сильные наводнения здесь бывают как раз не весной, а осенью.
— Наводнение. Осенью. Оль, я где-то что-то пропустил, потому что логики пока не вижу.
— Это из-за ветра. При определенной погоде волны на Балтике становятся настолько сильными, что закупоривают сток из Невы. Вплоть до того, что образовывают обратное течение. Если это длится долго, то вода в Неве, которой некуда деваться, начинает скапливаться и подниматься, затапливая город. Как-то так. Мотыгин объяснил бы лучше, а я только своими словами могу.
— Нет, спасибо, и так ясно. Значит, из-за ветра…
В помещении на минуту воцарилась уютная тишина, давшая мне возможность обдумать новые вводные.
— Из-за ветра… А я-то все думал, зачем этой сказочке главный герой? — не заметил, как произнес это вслух. — Олег! У тебя алексиум с наших вылазок остался?
Один бы я на болотах ничего толком не натырил, так что у пилотов — единственных, кому я мог доверять в таком деле, — тоже в закромах пряталось примерно по сотне килограммов метеоритного железа. И их запасы, в отличие от моих, под гашение не попали, то есть все еще были живыми. А это значило, что источник рядом с ними восполнялся быстрее и легче.