Небо остается синим
Шрифт:
Пристанционный запах напомнил ей больницу, где все было пропитано хлороформом.
Поезд ждал людей. Он походил на погребальную колесницу, запряженную четверкой лошадей, покрытых черными попонами. Глупости! Снова эти назойливые мысли! Однажды мать принесла ей в больницу кусочек «наполеона», но она не смогла проглотить ни крошки: все казалось, что это последнее пирожное в жизни. Но вот уже больше месяца страх смерти покинул ее.
Людей стали загонять в вагоны. Однажды она видела, как в такие вагоны загоняли скот.
«Люди! — хотелось крикнуть ей сейчас. — А для вас даже мостков не сделали!»
Лезли в вагоны кто как мог, торопились, словно боялись опоздать и упустить что-то важное в жизни.
Неожиданно перед ней выросла фигура Сейплаки. Может, она ошиблась? Нет-нет: только он так загадочно и нагло улыбается своими кошачьими глазами.
Сейплаки жил по соседству.
— Не правда ли, мадемуазель, удивительная встреча? Я глазам своим не верю! Ты, конечно, представляла ее иначе? — Парень выпрямился во весь рост.
Девушку затошнило от улыбки этого долговязого парня, напялившего на себя эсэсовскую униформу. Она всегда терпеть его не могла. Одно время Сейплаки пытался ухаживать за ней, но она избегала его, и тогда он решил, что девушка сторонится его из гордости, подыскивает себе жениха побогаче.
— Как видишь, колесо фортуны повернулось. Если будешь умницей, я спасу тебя…
Спокойно, спокойно! Лишь бы не видеть этой мерзкой улыбки!
— А эта униформа идет тебе! — через силу выдавила она.
Сейплаки улыбнулся и тронул Валерию за подбородок…
Снова Валерия увидела его уже в вагоне, куда он влез, чтобы сосчитать пассажиров. Пожилая женщина спросила Сейплаки, долго ли они будут в пути.
— Вы, конечно, недолго, — нагло ответил он.
Сейплаки пересчитывал людей, как считают скот. Несколько раз, словно невзначай, задел пальцем Валерию.
Когда Сейплаки соскочил вниз и что-то отрапортовал своему начальству, в вагоне прошел шепот:
— Насчитал восемьдесят один, а сказал — восемьдесят.
Валерия побледнела. Кого он утаил? Неужели ее? Что задумал этот кошатник?
Девушка уронила голову на колени и заплакала.
Жена торгового агента, догадываясь, что между девушкой и эсэсовцем существует какая-то связь, и надеясь извлечь для себя из этого пользу, принялась утешать Валерию:
— Золотая моя, успокойтесь! Все мы в руках всевышнего… Не принимайте так близко к сердцу! Вот увидите, все кончится хорошо!
Девушка даже не подняла головы.
— Что вы нянчитесь с ней? — раздался голос из глубины вагона. — Обойдется без вас, не бойтесь!
— Ну чего вы к ней пристали! Или нет у вас других забот?
Валерия подняла голову. Ей стало страшно, когда она разглядела лица: на каждом из них лежала печать обреченности. Потом перевела взгляд на белесого парня с открытым лицом и инстинктивно почувствовала, что это и есть тот, кто вступился за нее. Хотела поблагодарить взглядом, но Фери Илку отвернулся.
В ушах снова прозвучали насмешливые слова: «Обойдется без вас, не бойтесь!»
На сердце стало еще тяжелее. Эти люди отвернулись от нее, как от прокаженной, думая, что она, в надежде на спасение, связалась с первым попавшимся эсэсовцем. Боже мой, как же быть?
Пустым взглядом скользила она по стенам вагона. Вдруг вспомнила: этот белесый, ее защитник, садился в вагон перед ней. Значит, он восьмидесятый. А она, Валерия, восемьдесят первая? Спросить бы этого белокурого парня… Но что, собственно говоря, она от него хочет? Что ей до него?
Какая-то женщина мазала повидлом хлеб для своей дочери. «Куда мы едем, мама?» — «К дяде Элемер». — «И эти дяди и тети тоже едут туда?» — «Туда, доченька, туда!» — смутно долетели до слуха Валерии слова невнятные будто процеженные сквозь марлю. Она не осмеливалась посмотреть, кто сидит с ней рядом. Что делать? С каким презрением взглянул на нее тот крестьянин! Даже холодно стало от его взгляда.
Она снова скосила глаза в сторону белесого парня. Будто легче становится, когда его видишь. Какой вздор! С ума можно сойти! Лишь бы не думать, не думать… Как глубоко посажены его глаза и как уверенно смотрят! На какой-то миг их взгляды встретились. Валерия быстро опустила глаза, словно испугавшись чего-то.
Парень заметил ее смущение и хотел, видно, сказать что-то ободряющее, но вагон тряхнуло, чемоданы и узлы полетели во все стороны. Бутылка с молоком опрокинулась, и ребенок обрадованно начал размазывать пальцем по чемодану белую лужицу.
Людей уже не интересовали ни молоко, ни чемоданы, ни эта девушка. «Куда?» Все замерли в напряженном ожидании. Торговый агент, все время стремившийся выказать свое превосходство над окружающими, не спеша пробрался к окну, чтобы определить, в каком направлении идет поезд, а значит, проявить и большую, чем у других, осведомленность. Кроме того, здесь он мог подышать свежим воздухом.
— На юг едем, господа! — воскликнул он наконец. — Я тоже говорил, что нас повезут в рабочий лагерь Мишкольца!
Как только ему показалось, что смертельная опасность миновала, в голосе его вновь зазвучали самоуверенные нотки.
— Вы прекрасно осведомлены, господин! — насмешливо заметил Фери Илку.
Люди хватались за соломинку, им хотелось верить торговому агенту, и поэтому они набросились на парня с упреками.
Не пройдя и ста метров, поезд внезапно дернулся и замер на месте. В воспаленном воображении людей все приобретало какое-то особое значение: и продолжительный, прерывистый гудок локомотива, и тревожные возгласы железнодорожников, и отрывистые слова эсэсовцев. Казалось, беспокойство распирало стены вагона.