Небо в огне
Шрифт:
Куликов смеется:
– Воздушный десант!
«Воздушный десант? Это идея! Надо выгнать всех мух. Пассажиры помогут. Отвлекутся и не заметят высоты».
Бедные мухи! Каково-то им было - вместо теплого уютного салона вдруг очутиться над морем на высоте трех тысяч метров!
Тегеран
Перевалив горы, мы стали снижаться в опаленную солнцем пустынную долину, с редкой паутиной проселочных тропинок и дорог, с небольшими, тут и там разбросанными кишлаками.
Тегеран открылся неожиданно. Он стоял за горой, и мы увидели его только тогда, когда аэродром оказался почти под нами. Жадно всматриваюсь в кварталы иранкой столицы. Город, как город. Центральная часть - европейского типа: широкие асфальтированные улицы с многоэтажными домами, площадь с монументом, парк, окраины - древние-древние, с кривыми улочками и глинобитными одноэтажными домишками, с мечетями и минаретами. У меня к такой старине особое почтение. Мудрость человека зарождалась тут.
Делаем круг. Аэродром большой. По одну сторону стоят американские самолеты, по другую - наши. Небольшое здание с ветроуказателем на крыше. Все, как у нас?
Сели, подрулили к своим. Нас никто не встречал, если не считать четырех человек в штатском. Так же, как в Баку, они взяли самолет в каре и замерли, каждый 13 своем посту. Было сумеречно, и я не мог хорошо разглядеть их лица, но мне почему-то показалось, что на них лежал какой-то отпечаток грусти. Проходя мимо одного аз них, я случайно задел его локтем и обо что-то больно ушибся.
– Ой, простите!- сказал человек.- Вы ушиблись?
– Нет, что вы, это я виноват!
– Кончиком пальца я тронул его талию.- Что у вас тут?
Незнакомец доверительно распахнул полы пиджака, сказал с усмешкой:
– Арсенал, - и взволнованно спросил: - Ну, как там нас?
– Где?- не понял я, глядя на рукоятки пистолетов.
– В Москве. Москвич я. Снегу небось навалило. Хрустит, а?
И тут я догадался, что за печать лежит на лицах этих людей. Ностальгия! Тоска по родине.
– Хрустит, - сказал я.- Морозец щиплет уши. Березки в инее. И вам привет от Родины! У незнакомца сверкнули глаза:
– Спасибо вам! Спасибо, товарищ гвардии майор!
Уже опустилась теплая южная ночь, когда за нами приехал небольшой автобус. Мы заняли места, и шофер, рванув машину, стремительно вылетел на шоссе, где было все вперемежку: шли ослики с поклажей, мчались грузовые автомобили допотопной конструкции, гордо вышагивали верблюды с вьюками, и среди них, нисколько не снижая скорости и круто лавируя, сновали юркие «виллисы» и сверкающие лаком лимузины. Мимо нас мелькали тюки, вьюки, частокол верблюжьих ног, сюртуки и шапки погонщиков. От света фар вспыхивали изумрудом глаза верблюдов и ослов, пахло конским потом, навозом и пылью. Шофер, объезжая препятствия, лихо выкручивал баранку, нас бросало из стороны в сторону и мы, вот-вот ожидая столкновения, изо всех сил сжимали пальцами подлокотники кресел. Ну и ну! Вот это заграница!
Очнулись только, когда остановились на узкой улочке, возле небольшого двухэтажного здания с ажурными балконами, с которых нас приветствовали криками экипажи самолетов, прилетевших раньше.
Откуда- то из сводчатых ворот появился иранец в широких штанах в длинном жилете, одетом поверх чистой белой рубахи. Вежливо открыл дверь, улыбнулся, сказал по-русски, с трудом подбирая слова:
– С-да-раствуйте. Очен рад вам. Пажалста.
Он повел нас почему-то через черный ход. По узкой скрипучей лестнице мы забрались на второй этаж, где нам была отведена комната с четырьмя кроватями и керосиновой лампой под потолком. Два распахнутых настежь высоких окна и просторный балкон, выходили на улицу.
К там в комнату с шумом ввалились ребята. Они были чуточку навеселе.
– Привет!
– Привет.
– Притопали?
– Как видите.
– Ну, как вам нравится заграница?
– Еще не осмотрелись.
– Тогда пошли, мы вам покажем.
И все повалили вслед за хозяином. Иранец показал нам умывальник с «пипкой» и примитивную уборную, которой мы немало подивились: все-таки же - заграница! Водопровода не было. Как объяснил нам хозяин, вода в Тегеране принадлежит шаху, и населению ее развозят в бочках за плату. Есть деньги - есть вода. Нет - пей из арыка!
Мы удивлены:
– Вот так заграни-и-ца!
Иван Романов тут же ввернул: •
– Есть хотите?
– Хотим.
– Ну, тогда пошли. У нас еще осталось кое-что.
Нам подали завернутую в бумагу половину отварной индюшки, хлеб, несколько луковиц. Иван Романов взял флягу, потряс ее, широко улыбнулся.
Я тут же почему-то вспомнил того парня - возле самолета, и тех - других, и их печальные лица. Ностальгия. Страшная болезнь!
– Хлопцы, вы видели этих ребят у самолетов?
– Видели, - отозвался кто-то из дальнего угла.- Тоскуют по родине. Один кинулся меня обнимать. Как брата родного. И слезы на глазах…
Куликов спросил:
– Ну, а зачем мы сюда прилетели, кто скажет? Маршал ничего не говорил?
– Ничего. Прилетел и уехал куда-то. Озабоченный такой.
– Странно, - сказал Куликов. Положил косточку в общую кучу, собрал объедки, туго завернул их в бумагу и вытер пальцы о сверток.- Ладно. Не знаем так не знаем. Спать, что ли, пойдем?
Большая Тройка
Нас разбудило громкое воркование голубей. Я просыпался медленно, не торопясь и как-то по особенному вкусно. Безмятежно. Войны будто и не бывало. Уже отвык за пять месяцев от ночного бдения, от грохота моторов, от стука шасси на взлете, от прожекторов и зенитных снарядов. Уже пять месяцев я ложусь спать по-человечески-с вечера и утром просыпаюсь. Открываю глаза и по привычке тут же таращу их через окно на небо, чтобы узнать из первоисточников, а какая же там погода и как поживает доброе старое Солнышко? А тут голуби- олицетворение мира. И воркованье, несущее с собой воспоминания о детстве…