Небо в огне
Шрифт:
– Надеюсь, здесь сейчас сидят серьезные взрослые люди, которые понимают, что говорить об этом…
Общий вздох, общее движение. У всех были такие лица и такие убедительные жесты, что было ясно - ну, никто, абсолютно никто никому ничего не скажет. Даже своей жене. Могила!
Убедившись в том, что государственная тайна будет соблюдена, Голованов спросил, у кого будут какие вопросы и предложения. Обладая феноменальной памятью, он называл при этом каждого из нас не только по фамилии, но и по имени. Зная, что он не любит, когда его величают по званию,
И предложения посыпались, как из рога изобилия. Кто предлагал обязательно включить в снаряжение экипажа, на случай вынужденной посадки, охотничьи ружья с запасом патронов, кто лыжи, кто утепленные палатки и даже деревянные лопаты для разгребания снега. Более практичные предложили спирт. А вдруг обледенение!
Александр Евгеньевич с серьезным видом все это записывал. Потом, когда набрался длинный перечень наименований, кому-то пришла в голову мысль, что самолет с таким грузом не взлетит, даже если не будет ни одного пассажира. Подсчитали - да, действительно - не взлетит. И все рассмеялись.
Тогда стали список сокращать. Исключали все подряд, лишь на спирте произошла заминка. Все-таки - обледенение!
– Спирт нужен, - твердо заявил Романов и красноречиво облизнулся.
Все рассмеялись, но спирт оставили. Мало ли зачем он будет нужен: в шасси залить или еще куда…
Через несколько дней нас собрали снова, уже к ночи, посадили в автобус и повезли в Москву. Ночная темь, звезды, скрипучий снег под колесами. И ветерок с морозцем. Куда нас везут?
Наконец, привезли. Вылезли, встали на одеревеневшие ноги. Какая-то набережная. Какие-то высокие дома с темными глазницами окон. Визжит под каблуками снег. Ну и морозище!
Скрипнула дверь, и нас обдало теплом и запахом складского помещения. Ослепленные светом, мы не сразу поняли куда попали. Мимо торопливо прошмыгнул человек в штатском, через плечо у него свисал портняжный сантиметр. Вслед за ним прошли еще несколько человек и тоже с сантиметрами. Кто-то сказал вполне отчетливо, но не совсем понятно:
– Заходите, товарищи, выбирайте, кому какая понравится…
Чего выбирать? Ко-го выбирать? Еще не пришедшие в себя от мороза, мы вошли в другое помещение, где на специальных вешалках висело множество палускроенных и полусметанных генеральских шинелей из лучших сортов драпа.
– Эх, вот это да-а-а!- воскликнул кто-то, и мы опомниться не успели, как этот кто-то, оказавшийся мотористом, кинулся в самую гущу шинелей выбирать себе по вкусу.
– Эй-эй!-крикнул Романов.- Тебе не положено по уставу!
– Ничего, ничего, - вмешался портной.- На это есть особое распоряжение. Выбирайте, и мы сейчас же на вас все подгоним.
– Ну, раз особое указание…
Я выбрал себе шинель. Портной, хлопоча возле меня и намечая мелком, где урезать, где подшить, сказал:
– Вот, товарищ майор, вчера я Иосифу Виссарионовичу шинельку справил, а сегодня делаю вам.
– Иосифу Виссарионовичу?!
И я с трепетным чувством посмотрел на его ловкие пальцы, порхающие у моей груди и словно благословляющие меня на что-то, пока мне неизвестное.
Через два часа мы были одеты с йог до головы во все новенькое. Даже носовые платки и великолепные кожаные перчатки на меху лежали в карманах наших шинелей.
– Си-ила!-восхищенно сказал Белоус, разглядывая себя в зеркале и поправляя на голове потрясающую шапку-ушанку из светло-серого каракуля.
Что и говорить, все мы были писаные красавцы, только вот мотористы в шинелях из генеральского драпа выглядели странно.
– Разжалованные генералы!-сострил Белоус и загоготал. Он любил острую шутку.
Куда мы летим?
Утро 23 ноября 1943 года выдалось морозное и туманное. Мы вышли к самолетам еще как следует не проснувшиеся и не пришедшие в себя от вчерашнего сказочного переодевания. Нас подняли рассыльные:
– Срочно! Перелетать на Центральный аэродром!
«Начинается!»-подумали мы. На душе волнение перед неизвестным. Такой полет! Такой громаднейший маршрут! Все ли долетим до места назначения?
Застоявшийся самолет принял нас холодком. Но заработали моторы, запульсировали стрелки заиндевевших приборов, и машина согрелась, ожила. Все готово, все в порядке! Выруливаем, взлетаем. Ставлю курс на Москву. Но где же Москва, и где Центральный аэродром? Как найти его, в этой густой смеси тумана и дыма, висящего над столицей?
Однако нашли. Заход, посадка. Подруливаем к указанной стоянке и выключаем двигатели. На аэродроме тихо, и уже стоят другие наши самолеты. Однако до чего же неприятная, промозглая погода!
Выбираюсь из сиденья, чтобы еще раз проверить пассажирский салон - все ли в порядке. Ряды мягких кресел ослепляют белизной чехлов. Ноги мягко тонут в ярко-красной ковровой дорожке. Глушарев уже успел наладить отопление салона, и в самолете тепло и уютно.
Нас никто не встречает. Пассажиров нет. Странно. Ждем минут двадцать. Наконец появляется автобус и из него как-то вяло и с какими-то, как мне показалось, недовольными лицами вылезают офицеры с планшетами в руках. Они расходятся по самолетам. Это кто же? Наши пассажиры? Что-то очень мало - по одному на экипаж.
Вглядываюсь в приближающегося к нам офицера и узнаю в нем знакомого штурмана Сергея Куликова.
Куликов поднимается по лесенке. Здороваемся. Сергей явно не в духе. Говорит ворчливо:
– Штурманом я у тебя. Пошли.
– Как пошли?
– Пошли. Запускай моторы и пошли.
– Ничего не понимаю! А пассажиры? Куликов досадливо махнул рукой:
– Не будут. Пошли, потом расскажу.
Я пожал плечами:
– Ну пошли так пошли.
Запустили моторы. Надо выруливать, а мне все не верится: пассажирский салон пустой. Неужели так и полетим? Куда? Зачем?