Небо за стёклами (сборник)
Шрифт:
— Ну что же, товарищ лейтенант, можно.
Он сразу оживился:
— Знаете, не называйте меня по званию.
— А как?
— Ну, просто Глеб.
— Хорошо, просто Глеб, — улыбнулась Нина.
Они условились встретиться у входа. Нина пришла вовремя — она вообще не любила никуда опаздывать, — но лейтенант уже ждал ее.
В этот вечер шла веселая комедия из жизни летчиков. Нина видела ее еще в Ленинграде, и спектакль тогда ей понравился. Но теперь она поняла, что все, что происходило
И Нине вдруг стало стыдно за мать. Так неестественно и нелепо показалось поведение героини пьесы.
Но спектакль принимали отлично. Зал смеялся и даже порой прерывал действие аплодисментами. Дергунов все время отрывался от сцены и поворачивал лицо в сторону Нины. Они сидели в девятом ряду, на самой середине. Лейтенант, видно, очень гордился тем, что добыл такие хорошие места и что он доставил Нине столько удовольствия. Если бы он знал, что на сцене играла ее мать!
В третьем действии, когда погасили свет, Дергунов осторожно положил свою ладонь на Нинину руку. Она не отняла ее, боясь обидеть лейтенанта, но не ощущала ничего, кроме неловкости.
Когда кончился спектакль, Дергунов пошел провожать ее. Было темно, лишь синел внезапно обильно выпавший снег.
Недалеко от своего дома Нина остановилась, она боялась, что может столкнуться у дверей с матерью. Ей не хотелось этой встречи. Но Дергунов понял движение Нины по-своему. Он повернулся к ней и взял ее за руку.
— Нина, — тихо начал он. — Знаете… Конечно, вы, может быть, не очень-то и поймете…
Она догадалась — он решился на объяснение.
— Не надо, — перебила его Нина.
— Но я бы только хотел…
— Все равно не надо, Глеб, — решительно повторила она.
Дергунов умолк и отпустил ее руку.
— У вас есть друг?
— Да, — кивнула Нина. Это была неправда, но она решила — так будет лучше.
— Я завтра отбываю, — сказал он.
— Уже?
— Да. Спасибо вам за все. Прощайте!
Он уже совсем по-другому, крепко сжал ее ладонь и сразу же исчез в темноте.
— Всего вам хорошего, Глеб! — крикнула Нина ему вдогонку. — Всего-всего!
Утром в госпитале ее ожидала новость.
Знаешь, только молчок, — сказала ей одна из сестер, шустрая и говорливая Клава. — Есть сведения, что мы скоро переберемся туда, где стреляют. Как ты к этому?
— То есть что ты хочешь сказать? — не поняла Нина.
— Ну, непонятливая!.. Если госпиталь поедет на фронт? Ты же вольнонаемная.
— А разве война только для военных?
— Нет, конечно… — как-то разочарованно протянула Клава. — Но я думала…
Но она так и не сказала, что она думала, и быстро ушла.
5
Томилевич
Кроме того, он теперь бывал посвящен в некоторые военные тайны.
В поздние часы, когда рота, не ожидая команды, разом засыпала, Володька разузнавал у Томилевича новости. Он толкал Томилевича кулаком в бок и говорил: "Какие там новости?"
Томилевич делал вид, что спит, и даже притворно свистел носом, но Володьку не так-то просто было провести.
"Томилевич, слышишь? — продолжал он. — Какие там дела?"
Тогда Томилевич внезапно делал полный оборот под одеялом, поворачивался к Ребрикову и выпаливал что-нибудь очень краткое, вроде: "Чш!.. Скоро выпускают..", а затем снова делал вид, что спит, и уж тут добиться чего-нибудь было невозможно.
Но бывали случаи, когда Томилевич и сам таинственно сообщал новости.
Это произошло в один из последних дней. Ночью Томилевич прошептал Ребрикову:
— Только молчок! Скоро едем.
— На фронт?
— Какой фронт. Дальше в тыл. Передислоцируемся. Кажется, в Среднюю Азию.
Впрочем, эта новость являлась не такой уж тайной. Всем было известно, что в Канске уже больше недели, как организовался Комитет обороны. По отлогим берегам реки, на которой стоял город, рыли противотанковые укрепления. Внутри военного городка тоже творилось необычное. Курсанты заметили, что на склад училища свозят хлеб, в библиотеке укладывали книги в большие багажные ящики.
Но все же авторитетное сообщение Томилевича сразило Володьку.
Опять на восток… Но куда же? Ведь там и железных дорог-то раз-два — и обчелся.
На стене в клубе висела огромная карта Советского Союза. В редкие свободные минуты Ребриков и Ковалевский любили ее рассматривать. Получалось, что если сравнивать территорию, захваченную немцами, с площадью всей страны, — земли советской оставалось еще во много раз больше. Однако за Волгой, за Уральским хребтом городов значилось все меньше и меньше, а железные дороги тянулись одинокими редкими змейками.
После очередного осмотра карты оба приходили в такое унылое настроение, что в конце концов перестали на нее смотреть вообще.
Но от событий не спрячешься. Дни наступали один тревожнее другого. Каждое утро радио, как ни твердо старался говорить диктор, приносило вести все безрадостней и грознее.
Ребриков совсем перестал бегать вниз слушать сводку. Какого черта он будет сообщать всем неприятности!
Однажды — это случилось днем на занятиях в лесу — кто-то принес весть о том, что сдан город Орел.