Небываемое бывает. Трилогия
Шрифт:
Смерть! Её дыханье рождает чудо! Тот, кто вчера был господином, превращается в раба. Становится невольником страха, своего самого неумолимого властелина. Редко кому удаётся освободиться из невидимых пут. И вдруг Капризная уходит, оставляя до поры, что принадлежит ей по праву. Но мало кто помнит, как дышал, чувствовал словно в последний раз…
После операции прошло немного времени, а во мне произошёл настоящий переворот! Моими спутниками стали мысли о смерти. Понемногу я привыкал к ним. Мировоззрение менялось, и я погружался в пропасть, именуемую равнодушием. Неожиданно решил ознакомиться с текстами Библии. Иногда хватался
Однажды встречая зарю, заметил, природа во дворе разительно переменилась, и я долго пытался понять, что произошло?! Помучившись, сообразил: пришла осень. Это заставило запаниковать! Интуитивно чувствовал: между изменениями в природе и мной есть какая-то связь. Упрямо пытаясь её нащупать, получил ответ – после операции прошло почти три месяца!
Странно, я не почувствовал облегчения от этого, казалось бы, радостного известия. Наоборот, меня словно обманули! Душевное равновесие, доставшееся таким трудом, рушилось. Я протестовал против подаренной мне неожиданной отсрочки. Мысль о том, что буду жить, казалось абсурдом! Я уже свыкся со смертью и отвергал любые попытки думать о будущем. Нервы были взвинчены до предела. Терзала мысль, будто кто-то посмеялся надо мной. Спасительный обман превращался в изощрённую пытку! Но продолжалось это недолго.
Неумолимое, как палач, время выполнило свою работу. Возврат к реальности быстрее, нежели уход от неё. Будто кубарем слететь с горы! Много усилий тратишь на подъём, спуск же занимает несколько мгновений. Необходимость – эта основа существования, вырвав из мира иллюзий, нацепила хомут проблем. Заполнив свободное время, они ввергли в водоворот суеты, раздувая потухшие угли былых отношений.
Горнило
Прошло чуть больше недели. Жизнь постепенно брала своё. Какие-то дела задвигали на задний план простое, но очень важное.
Как-то проснулся ранним утром. Почудилось, будто кто-то зовёт. Открыв глаза, я вглядывался в тишину.
– Проснулся? – отчётливо раздалось во тьме.
«Какой странный сон», – пришло на ум.
– Это не сон, – словно читая мысли, возразил голос.
Я поднял голову и огляделся.
– Кого ты ищешь? – мягко прозвучало ниоткуда.
Сбитый с толку, я поднялся и заковылял в кухню. Подойдя к окну, полной грудью вдохнул осеннюю прохладу. Она была с горчинкой дыма от костров, последнего приюта ставших ненужными осенних листьев. Эта ритуальная кремация повторялась из года в год, но никогда она не казалась такой символичной. Немного постояв, я проснулся.
– Чудный рассвет, не правда ли? – спросил неизвестный.
– Что такое? – едва выговорил я, сердце же бешено заколотилось.
– А у кого ты спрашиваешь? – как ни в чём не бывало продолжал он.
Я хотел было ответить, но нужды в том не было. Голос звучал в голове и вряд ли кто-нибудь ещё мог его услышать. Не понимая, что происходит, зачем-то уселся перед зеркалом. Внимательно вглядываясь в отражение, не сразу понял, как пытаюсь отыскать на лице признаки безумия. На первый взгляд всё в норме. Но стоило успокоиться, как прозвучало:
– Это не игра воображения.
И снова тишина. Волнение стало убывать. Ум быстро освоился, и, казалось, происходящее ему нравится. Но что-то во мне противилось.
– В этом и загвоздка, – прервал молчание таинственный собеседник. – Не проще ли доверять чувствам? Ты не задумываешься об этом, потому что твой ум заключён в темницу. Темница – здравый смысл! Жить, во всём полагаясь на него, скучное занятие. Но, едва кто-то заступит черту, как вы сразу осудите то, что сами давно сделали нормой. Закрой глаза…
Он действовал словно гипноз, вынуждая повиноваться. Веки налились свинцом и под тяжестью опустились.
Я парил в воздухе! От восторга перехватило дыхание! Хотелось кричать! Такого чувства ещё не испытывал. Взмывая к солнцу, наслаждался полётом. Прямо подо мной расстилался ковёр облаков. Синева неба звала и манила, но я устремился вниз, сквозь свинцовые тучи. Нависая над самой землёй, они кутали её в грязный, перистый кокон. Взору моему открылась картина, какую не мог даже представить! Признаюсь, я не был готов к подобному зрелищу, и предательская слабость заставила вздрогнуть.
Поверхности земли видно не было, всё завалено грудами обнажённых людских тел. Вглядываясь в копошащиеся пирамиды, я заметил, их ступеньки – человеческие головы! Пирамиды беззвучно шевелились, напоминая гигантские муравейники. Забравшихся на вершины, поглощали кишащие массы и раздавленные, они вновь становились их основанием. Но все стремились вверх, и что-то жуткое было в решимости любой ценой подняться выше! Цепляясь за торчащие руки и ноги, тела давили тела, наступали на головы. Болью и отчаянием давались движения. Всё происходило в тиши, но мне казалось, борьба длится целую вечность.
Наблюдая за открывшейся жутью, я заметил, как тела общаются чувствами. Различая некоторые узрел, что боль была цвета крови. Мрачным сиянием озаряла она картину, возникшую словно из кошмаров. Вычурно сверкала зависть! Обманывая зрение, она меняла тона, коих было множество, но не становилась привлекательнее. Едва появившись, исчезала прикрываясь равнодушием. Но я знал – это всего лишь маска! Затаив дыхание, следил я за чарующей красотой, от которой по телу пробегал озноб.
Самым мрачным цветом обладала, пожалуй ненависть. Она была черна как ночь. Не знаю, почему так определил цвета. Я сделал это неосознанно и, возможно, ошибся. Всю панораму озаряли яркие вспышки чувств. Молниями пронзая тела, они бросали вызов небу, спрятавшемуся за облаками. Я попытался найти любовь, но тщетны старания. Она была внизу. Раздавленная огромной человеческой массой. Устало скользя взором по поверхности, заметил, как тёмный луч вознёс на вершину очередного счастливца. Едва глотнув свежего воздуха, тот был сразу же обвит, словно щупальцами, десятками тянущихся к нему рук. Мгновенье, и ненасытное человеческое болото поглотило слабое, мокрое тело…
Раскрыв глаза, я оставался без движения. Пульс постепенно приходил в норму.
– Для чего вам болезни? – раздался вопрос. Я молчал. Тогда он стал говорить, не обращая на меня внимания.
– С точки зрения больного – это зло! Впрочем, кто-то проявит сочувствие, но лучше б ему оставаться равнодушным.
Слова вызвали неприятные воспоминания, и вновь я ощутил взгляды полные жалости. Стало неуютно. Но голос продолжил:
– Чужая боль мало заботит. Интересно другое. Ваши религии основаны на смирении! Но прошли века, а вы так и не научились принимать страдание с благодарностью.