Небываемое бывает. Трилогия
Шрифт:
– Музыка – дитя времени, – у меня не было сил спорить.
Показалось, собеседник улыбнулся.
– Музыка, всего лишь отражает ритм. Сравни с биением сердца, – предложил он.
Воображение послушно перенесло в старинную залу, где я оказался в окружении блистательных дам и галантных кавалеров. Какое-то очаровательное создание, грациозными движениями извлекало чарующие звуки из громоздкого инструмента. Они несли покой и умиротворение…
– А теперь, – он бесцеремонно погрузил меня во мглу.
Мгновение – и засверкали слепящие вспышки! Разрывая барабанные перепонки, динамики извергли
– Почему наркомания стала массовой именно сейчас?
Я не понимал, причём здесь наркомания? Тогда он сам ответил:
– Население земли зябнет от одиночества. Живёт, словно роботы, от рассвета до заката. Механически пьёт, ест. Механически размножается. Но не все выдерживают монотонность. Вот и пытаются некоторые «расширить сознание». Но мир иллюзий пуст! Зияющая тьма за пёстрым фасадом воспалённого воображения.
Я механически возразил:
– Но люди бывают счастливы.
Он засмеялся и сказал:
– Представь, что мозг ребёнка, развиваясь во чреве матери, фиксирует всплески её состояния. Радуясь или огорчаясь, она уже во время беременности формирует наклонности своего чада.
– Это лишь слова, – я отмахивался как мог.
– Это данность, – проговорил он. – После рождения мозг, оставшись без подпитки в лице матери, начинает жить самостоятельно. И чувства, закреплённые во время беременности, проецирует на ребёнка.
– Бред какой-то, – я возражал, но неуверенно.
Собеседник гнул своё:
– Ребёнок набирается опыта. Он изучает мир и обязательно сделает то, за что накажут. Мозг, получая кровь, фиксирует скачок. В следующий раз он вынудит ребенка сделать тоже самое.
– Значит, мозг питается… – я пытался разобраться.
– Кровью, – дополнил он, – но негативные эмоции лучше запоминается. Вы получаете от матери боль, радость и набираясь опыта, обретаете страх.
– Почему страх? – у меня не было сил возражать.
– На страх опирается опыт! В Писании, которое тебя убеждает, сказано: ваш отец Диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нём истины. Когда говорит он ложь, говорит своё, ибо он лжец и отец лжи.
– Ну и? – я продолжал не понимая спрашивать. Он ответил вопросом на вопрос:
– Что рождает ложь?
И, помедлив, произнёс:
– Страх…
Не зная, что сказать, я обратился сначала к интуиции, а затем к уму. Интуиция советовала согласиться с доводами собеседника. Я спросил ум. Тот указал на состояние дискомфорта, которое всё время преследовало. В отличие от интуиции, его советы не были категоричны. Память услужливо напомнила: не так давно голос утверждал – позиция, основанная на эмоциях, ведёт к поражению. Помедлив, я прислушался к уму.
Впервые стало легко, будто справился с невероятно сложной задачей! Собеседник, мгновенно отреагировав, спросил:
– Так что важнее – ум или чувства?
Моё настроение развеялось. Не ожидая ничего хорошего, я приготовился. Как оказалось, не зря.
– Полезней знать другое, – он сделал паузу. – В момент принятия решения человек сталкивается с выбором, порождая нечто, способное замучить и более сильное существо. На свет появляется Сомнение.
Пытаясь проанализировать, я услышал вопрос:
– За что Бог наказал Адама?
– За ослушание, – ожидая иронии, я напрягся. Но голос был милостив.
– Нет! Он не потерпел сомнения. Ибо только засомневавшись, люди отведали плодов. «…И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрёшь…»
Выждав паузу, он продолжил:
– Сила сомнения велика! Едва зародившись, оно превращается в чудище, терзая того, кто оказался в его власти.
Чувствуя, что я на пределе, голос сделал паузу. Она продлилась недолго. После он спросил:
– Быть может, я – тёмная сторона Бога? И если меня нет, как прикажешь быть с Богом?
Терпение
Я проснулся и глянул в окно. Солнце светило вовсю, но вставать не хотелось. Продолжая нежиться, ждал появления голоса. Того слышно не было. Нехотя поднявшись, побрёл в кухню.
Давно на меня не нападал такой аппетит! Я заглянул в холодильник. Он был пуст. Побродив по кухне, набрёл на чулан и обрадовался банке прошлогоднего мёда. С удовольствием подкрепившись, призадумался. Голос не подавал признаков жизни, и я собрался на базар – пополнить запасы.
Выйдя на улицу, зажмурился от яркого солнца. От слабости кружилась голова. Не рискуя садиться за руль, поймал такси и благополучно добрался до центрального рынка.
Базар встретил оживлением! Его разноголосый хор разносился на всю округу. Я побрёл вдоль прилавков, не зная, на чём остановить выбор. Обходительные торговцы, скалясь белозубыми улыбками весело нахваливали товар. Взяв немного зелени и фрукты, двинулся в цветочный павильон поздороваться с дядей Фимой.
Дядя Фима был приятелем отца. Ещё мальчишкой, во время эвакуации, он оказался в Азии. С тех пор работал грузчиком, а затем и продавцом цветов. Встречая улыбкой, он спросил, куда я запропастился? Ответив, что приболел, я глянул на него. К счастью, добрые лучики морщинок его глаз не превратили взгляд в сочувствие. Не задавая больше никаких вопросов, дядя Фима указал напарнику на прилавок, приглашая меня в свою каморку. Его каморка была чистой и опрятной. Ничего лишнего, но по-домашнему. Заваривая зелёный чай, протянул пиалу.
Понемногу я оттаял. Движения дяди Фимы убаюкивали. В отличие от меня, он был счастлив, причём счастье заключалось в чём-то невероятно простом. Чего я не мог понять. Словно читая мысли, он предложил отобедать. Я отказался. В ответ дядя Фима огорчённо развёл руками. Провожая, стоял возле каморки, почёсывая темя.
Я свернул за угол и прошёл мимо чайханы. Её мангалы дымились, источая аромат жареного мяса. Казаны с пловом приглашали к трапезе. Суетливые чайханщики разносили дымящейся шашлык. На топчанах, благостно отдуваясь, пили чай разомлевшие гости. Миновав уютный уголок чревоугодия, я побрёл вдоль чинар. Прохожие, оживлённым потоком, обходили справа и слева.