Шрифт:
1
Как хорошо было лежать с закрытыми глазами, чувствовать на веках ласковые лучи солнца, пробивающиеся сквозь желтые занавески; еще лучше было повторять про себя, что сейчас часа три пополудни, может быть, чуть больше или чуть меньше и, главное, что его наручные часы, эти пожиратели времени, потеряли всякое значение.
И это еще не все! Каким-то чудом это мгновение вместило множество замечательных вещей. Прежде всего, великолепный пейзаж, которого Мегрэ не мог видеть, так как глаза его были закрыты, но точно знал, что стоит их открыть, и перед ним возникнет
Даже шумы, доносившиеся до Мегрэ с улицы, носили в каком-то смысле отпечаток роскоши. Гудки звучали необычно, в них как бы слышался призыв длинных мерцающих лимузинов, ведомых шоферами в ливреях.
И женщина, ссорившаяся с кем-то в соседних апартаментах, была знаменитой венской киноактрисой, которую день и ночь караулили под дверью сотни охотников за автографами.
И надоедливые непрерывные телефонные звонки можно было простить, если учесть, что нижний постоялец — премьер-министр крупного государства на Балканах.
Мегрэ отдыхал после обеда! Мегрэ уже три дня жил в отеле «Эксельсиор», на площади Круазет в Каннах, и вовсе не для того, чтобы выслеживать очередного тюремного жителя или жулика мирового масштаба, а с одной только целью — отдохнуть.
Чтобы свершилось такое чудо, понадобилось невероятное стечение самых разных обстоятельств, и прежде всего, чтобы тяжело заболела в Кемпере тетка Эмили (у госпожи Мегрэ было одиннадцать теток!), за которой некому было ухаживать.
— Если ты поедешь со мной, будешь ужасно скучать; тем более не следует ехать после бронхита, который начался у тебя зимой и только-только прошел. Помнишь, ты мне говорил, что на Юге у тебя есть друг и он все время зовет к себе в гости?
Другом Мегрэ был не кто иной, как господин Луи.
Для обычных людей господин Луи был всего лишь портье в отеле, весь в золотых галунах, и некоторые болваны почитали себя выше него, награждая его чаевыми.
Тогда как господин Луи имел степень бакалавра, говорил на пяти языках. Прослужив много лет управляющим большой гостиницей в Довиле, он на своем опыте убедился, что единственный способ заработать деньги в гостиничном бизнесе — это пойти работать портье.
В этой должности он служил на Елисейских полях в Париже, где не раз ему предоставлялся случай оказывать мелкие услуги комиссару Мегрэ при исполнении служебных обязанностей, и комиссару, в свою очередь, случалось ему помогать, например отыскав для него однажды в сливном бачке унитаза кругленькую сумму в сто тысяч франков.
— Когда же вы приедете ко мне на Юг?..
— Боюсь, не раньше чем выйду в отставку.
И вот мечта осуществилась! Мегрэ блаженствовал, вкушая послеобеденный отдых, как какой-нибудь паша.
На стуле висели белые фланелевые брюки, а рядом стояли белые с красным — весьма удачного цвета — туфли.
По коридорам сновали люди, болтали, пели, звонили из соседних номеров, по улицам мчались машины, на пляжах жарились на солнце женщины; в Париже правительство отчитывалось перед обеими палатами, и сотни тысяч французов с беспокойством следили за курсом франка на Бирже; лифт скользил вверх и вниз, с едва слышным щелчком останавливаясь на этажах.
Да плевать на все!
Мегрэ был счастлив! Он ел за четверых, пил за шестерых, впитывал солнце всеми порами кожи, как пятьдесят кандидаток на конкурсе купальников.
Тетка Эмили? Ну что ж! Даже если она и помрет, ей уже пора; единственно жалко, что придется покинуть эту волшебную страну, чтобы ехать на похороны в чертову Бретань, где в марте месяце наверняка с утра до ночи льет дождь.
Он заворчал, оторвал голову от подушки, впитывая все эти шумы, сливавшиеся в симфонию Dolce far niente [1] , но один звук, более громкий, как бы солировал.
1
Сладкое безделье (ит.)
— Войдите! — крикнул он, наконец различив какое-то странное позвякивание у двери.
И вновь через минуту:
— Это вы, господин Луи?
— Я разбудил вас? Сожалею, что прервал ваш сон. У нас произошла совершенно жуткая история…
— Вас не затруднит поднять штору?
И сразу же увидел море, голубое, как на акварелях, с белой яхтой на горизонте и глиссером, выписывавшим круги в бухте, жужжа как огромный шершень.
— Вы не дадите мне стакан воды?
От сиесты после доброго обеда у него пересохло во рту.
— Как вы сказали, «жуткая»?
— В отеле совершено преступление.
Господин Луи, человек интеллигентный, изысканно воспитанный, со своими темными усиками и тонкой улыбкой, никак не ожидал от комиссара Мегрэ, вернее отставного комиссара Мегрэ, реплики, произнесенной как бы во сне:
— Да бросьте!
— Преступление, и самое загадочное.
Виною ли тому состояние полусна или в глубине души Мегрэ восставал против окружающей его роскоши и элегантности, но с той же пошлой интонацией он пробормотал:
— Э-э, ладно, старина…
— Речь идет о некоем господине Оуэне…
— А скажите, Луи, вы вызвали полицию?
— Только что приехал дивизионный комиссар. С минуты на минуту должен прибыть следователь…
— Ну и?..
— Не понял…
— Вот что я хотел спросить, Луи. Когда вы путешествуете и останавливаетесь в отелях, разве вы раздаете ключи постояльцам и относите им почту?
При этих словах он поднялся, взлохмаченный, взял трубку, набил ее, нашарил ногой одну голубую домашнюю туфлю и встал на четвереньки, чтобы выудить из-под кровати другую.
— Я думал, что это вас заинтересует, — обиженно ответил господин Луи.
— Меня? Вовсе нет…
— Досадно…
— Понятия не имею почему.
— Потому что я уверен, что полиция ничего не сможет сделать, что только вы способны раскрыть тайну…
— Что ж, тем хуже для нее!
— Вы даже не спросили, кто такой господин Оуэн…
— Да мне абсолютно все равно.
— Вот и хорошо, ведь этого не знает никто.
Услышав это, Мегрэ, изо всех сил старавшийся поймать концы подтяжек, болтавшихся за спиной, хитро глянул на господина Луи.