Нечаянная радость (сборник)
Шрифт:
– Вот потому, наверное, и верую, что биолог, – усмехнулся иеромонах. – Не в обезьяну же мне верить.
– Вон оно как… Ну что, может, двинем, отец Агапит? Что-то опять холодать стало…
– С Богом, Владик!
А тем временем на платформе станции Красногорск высокий широкоплечий мужчина в камуфляжной форме внимательно оглядывал выходящую из последнего вагона электрички публику, явно кого-то встречая. Но прибывшие на электричке прошли мимо, и мужчина опять остался один. Он постоял в растерянности, потом догнал последнего
– Послушайте, вы ведь в последнем вагоне ехали?
– В последнем.
– А вы случайно не видели там монаха? С ним еще парень молодой должен был быть…
– Монах? С молодым парнем? А как же, видел! – охотно вступил в разговор пассажир. – Их на разъезде выкинули из вагона. Там такая жуткая история вышла! Я рядом сидел, все видел и слышал…
И он, забыв про свои дела и про усиливающийся к ночи мороз, принялся увлеченно рассказывать о происшествии в электричке, коего ему повезло быть свидетелем.
…Между тем в лесу еще больше потемнело, пошел снег, а ветер усилился. По краю шоссе брели две сутулые фигуры, одна с мешком на спине, другая на костылях, а над ними, будто белые рекламы-растяжки, трепыхались по ветру снежные полотнища метели.
– А вьюга-то как воет, жуть! – сказал Владлен, поеживаясь. – Может, спеть что-нибудь для согреву? Шансон какой-нибудь?
– Шансон? – удивился иеромонах. – У тебя что, французский репертуар?
– Почему французский? – в свою очередь удивился Владлен. – Нормальный репертуар, тюремный.
И он запел высоким чистым голосом, хотя и с пронзительными блатными подвываниями, но очень задушевно:
Это было весною, зеленеющим маем, когда тундра проснулась, развернулась ковром, мы бежали с тобою, замочив вертухая, мы бежали из зоны – покати нас шаром! По тундре, по широкой дороге, где мчится поезд Воркута – Ленинград! Лебединые стаи нам навстречу летели, нам на юг, им на север – каждый хочет в свой дом. Эта тундра без края, эти редкие ели, этот день бесконечный – ног не чуя, бредем. По тундре, по широкой дороге, где мчится поезд Воркута – Ленинград!Владлен пел, а отец Агапит внимательно слушал и поморщился только в конце, при словах:
Предо мною икона и запретная зона, а на вышке маячит распроклятый чекист!– Хорошо поешь, – похвалил он Владлена, – и слух у тебя есть, и голос хороший.
– Еще спеть? Я много шансонов знаю!
– Нет уж, из блатного репертуара, пожалуйста, больше не надо! – сказал отец Агапит.
– Не надо, так не надо, – покладисто согласился Владлен.
– А хочешь я тебе настоящую французскую песню спою?
– Валяй, отец Агапит!
И отец Агапит запел:
Во Францию два гренадера Из русского плена брели, И оба душой приуныли, Дойдя до немецкой земли… Придется им, слышат, увидеть В позоре родную страну… И храброе войско разбито И сам император в плену!– Ух ты, а классные какие слова! – восхитился Владлен. – Пой дальше, батя!
Отец Агапит допел балладу до конца, и Владлен сказал:
– Хорошая песня, жизненная – очень к нашему положению подходит. Ты, отец Агапит, если мы живые доберемся до места, спиши мне слова, ладно?
– Спишу, Владик. Но мы с тобой обязательно дойдем, Господь нам поможет!
– Ой, вот только не надо мне сейчас про твоего Господа трындеть!
– Это почему? С чего это ты на Бога обиделся, Владик?
– А чего ж Он мне сегодня не помог, если такой заботливый?
– Да как же ты можешь такое говорить? Как это Бог тебе не помог? Он-то помог, а вот ты сам от помощи Божьей отказался, дурачок!
– Это как понимать? – Владлен так удивился, что и на «дурачка» не обиделся.
Оба остановились.
– Ну, давай попробуем разобраться, Владик, – спокойным учительским тоном начал отец Агапит. – Твой нищенский бизнес по вагонам кончился тем, что тебя чуть не забили насмерть. Тебя надо было выручать – и Бог послал меня. Я для этого, между прочим, на свою электричку опоздал. Я тебя с собой позвал – ты поехал в монастырь, на тихое мирное жительство. Так Господь замечательно управил твои, казалось бы, безнадежные дела. Так ведь ты все по-своему переуправил! Бес тебя попутал, и ты отправился по вагонам искать приключений.
– На свою задницу, – криво ухмыльнувшись замерзшими губами, добавил Владлен.
– Вот именно. И нашел, конечно. Так почему Бог у тебя виноватым оказался? Или ты думаешь, можно свою жизнь без конца уродовать, а потом бессовестно обвинять Бога во всех своих несчастьях?
– Да ладно, батя… Понял я.
– Нет уж, давай и с Богом по совести разбираться, Владлен! Помог Он тебе сегодня?
– Ну, коли уж Своего иеромонаха на помощь прислал, то, выходит, помог…
– А ты сам все испортил?
– Ну, сам, ясен пень, чего уж… А только вот почему твой Бог теперь больше нам не помогает? – тут же начал изворачиваться Владлен. – Ведь ты вместе со мной замерзаешь незнамо за что, а?
– Поможет! Я ему всю дорогу молюсь. Даже когда с тобой разговариваю или песни пою – все равно молюсь в сердце: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных!»
– А чего Он тебя от растяжения не уберег?
– Значит, так надо было, чтоб я ногу растянул.