Нечаянный тамплиер
Шрифт:
— Эй, отвечай за свои слова, как тебя там? Думай, что говоришь! Ты же оскорбляешь не только весь наш орден, но и несчастную сироту, которая, между прочим, дочка барона, — вспылил Грегор, которого возмутили слова холеного рыцаря.
Воин набычился, холодно взглянул пустыми серыми глазами на двух храмовников, стоящих перед ним, на старого и на молодого, и проговорил зло:
— Шевалье Бодуэн де Салиньяк к вашим услугам. И наплевать мне, что ваша малолетняя шлюха дочка барона. Да, хоть дочка самого короля Лузиньяна. Зато я точно знаю, что вы не имеете права держать девок на своей территории.
— Имеем в исключительных случаях, когда дело идет
— Похоже, что ваш орден окончательно погряз в разврате, а все, что говорят про вас горожане в Акре, — чистая правда. Ругаться и развратничать, как тамплиер, вот как говорят люди, когда имеют в виду нарушение вами всех священных обетов! — выпалил рыцарь.
Это уже пахло настоящим скандалом. Вокруг сразу начали собираться любопытные графские рыцари и их оруженосцы. Услышав оскорбительные слова, которые Бодуэн де Салиньяк произносил нарочито громко и заметив девочку, выглядывающую из палатки, которая потом сразу спряталась, они тут же начали судачить, словно женщины, обсуждая ситуацию между собой и громко хохоча. Капеллан молчал, а Родимцев пытался лихорадочно вспомнить, имел ли право рыцарь-тамплиер вызвать на дуэль мирского рыцаря за оскорбление. И тут ему на ум пришла одна уловка. После чего он бросил в лицо Салиньяку обвинение:
— Вы, шевалье, сейчас оскорбили не только нас, как братьев-рыцарей, но оскорбили весь наш орден, а служим мы Господу. Следовательно, вы оскорбили самого Господа в нашем лице, как верных слуг Храма и Бога. Такое никто из нас не в силах стерпеть. А потому, Бодуэн де Салиньяк, я немедленно вызываю вас на суд Божий. И пусть поединок на мечах покажет, на чьей стороне правда.
Тут на шум подошел и сам граф, сопровождаемый командиром отряда. Вероятно, разговор он услышал, потому сразу воскликнул:
— Еще чего! Нашли время, чтобы выяснять отношения! К полудню Халед будет здесь, и нам понадобится каждый меч. Да, и все это пустые разговоры. Вообще-то тамплиеры обязаны спасать детей от сарацин. И не важно, девочка там или мальчик. А наш Салиньяк всегда резок на язык. Не надо обращать внимания. Да и ваши братья, я смотрю, тоже особым смирением не отличаются.
Последнюю фразу граф высказал в сторону Рене, кивнув на Григория и, бесцеремонно взяв своей лапищей Салиньяка под локоть, оттащил его подальше. А командир отряда направился к Рокбюрну и отвел его в сторону, проговорив с укором:
— Вот видишь, Грегор, какую кашу ты заварил. Ты обвинил этого скандалиста, а сам не отличаешься выдержкой и смирением. Еще чего придумал, Божий суд устроить! Это в стародавние времена, когда Гуго де Пейн только недавно основал наш орден, такое могло получиться. А теперь такие вопросы решаются только на капитуле, да и то в порядке исключения.
— Но, наказывать несправедливость разве не обязанность братьев нашего ордена? — возразил Григорий.
— За грехи наказывает Господь. А мы лишь солдаты Господни. И не нам, а Имени Его слава, — произнес Рене Дюрфор. И добавил:
— Вот что, Грегор. Раз ты заварил всю эту кашу, так ты ее и расхлебывай. Девочку нужно немедленно увезти из нашего лагеря. Как видишь, она уже послужила источником раздоров. Не зря многие братья нашего ордена считают, что все беды, которые существуют в мире, проистекают от Евы и передаются через всех существ женского пола. Будь то даже маленькая девочка. Потому я приказываю тебе немедленно вывезти ребенка из нашего лагеря в монастырь Богоматери Горы Кармель. И отдать там сироту на попечение сестер-кармелиток. Это такой же нищенствующий орден,
— Я боюсь, что один не справлюсь. Можно ли мне взять с собой брата Тобиана? — спросил Григорий. В ордене Тоби, как он сам сказал, был записан именно, как Тобиан, а не как Тобиас. Отсюда проистекала и вариативность произношения его имени. Сам же рыжий парень предпочитал, чтобы его называли так, как звала его мама — Тобиасом, или сокращенно — Тоби.
Но командир проговорил сурово:
— Нет, брат Грегор. Мне сейчас понадобится на этом месте каждый боец. Я бы не отправил и тебя, но ты сам виноват в том, что притащил к нам в лагерь проблему не меньшую, чем шейх Халед со всем его воинством. Девочка, своим нахождением здесь, представляет собой не только яблоко раздора, но и серьезное искушение для братьев-рыцарей. И потому ты должен выполнить это задание именно сам, один. Всю дорогу ты будешь бороться с искушением, сдерживать свою похоть и молиться. И только тогда твое преодоление зачтет Господь.
Или ты считаешь, что один брат-тамплиер не способен обеспечить защиту даже одного единственного ребенка? На что тогда мы нужны, Грегор? Так что в твоем сердце не должно быть места трусости. Господь защитит тебя. Пока твои помыслы будут оставаться добрыми, Он будет помогать в пути. Главное — это верить. Потому что вера в Господа творит чудеса.
А когда мы придем на Кармель, я проверю, как ты выполнил это задание. Да и, посуди сам, что будет делать ребенок в развалинах замка во время боя? Исход сражения неизвестен. Если раньше сарацины, потеряв много своих, разбегались или отступали, то теперь они часто сражаются до конца. Все. Хватит разговоров. Иди, собирайся в дорогу.
Родимцев понял, что его желание взять с собой друга Тобиаса, Дюрфор истолковал, как проявление трусости. На самом же деле, Григорий просто совершенно не знал эту местность и очень смутно представлял себе, как из замка Тарбурон, где они находились, можно безопасно добраться до горы Кармель, на которой располагался тот самый монастырь, куда следовало пристроить сиротку. Да и компания друга в пути совсем не помешала бы. Жаль, что Тоби пошел после завтрака немножко поспать после ночного дозора, а то бы он, наверняка, уговорил командира, чтобы отправиться вместе с Грегором.
А теперь получалось, что Григорию самому придется ни то что ехать сквозь незнакомую и опасную местность, да еще и нести ответственность за эту немецкую девочку со странным именем Адельгейда. К тому же, немецким языком он никогда не владел, а учил только английский. И местный Грегор, как выяснилось, тоже не был полиглотом, а знал только свой старофранцузский язык и молитвы на латыни.
А еще командир почему-то решил, что он обязательно станет бороться с похотью по отношению к девочке. Но, Родимцев совсем не был педофилом. Ему всегда нравились только взрослые женщины. И он никогда ничего другого не мог бы испытать к беззащитному ребенку, кроме отцовских чувств. Он видел в малышке совсем не Лолиту из книги Набокова, а просто ребенка, чем-то похожего на его собственную дочку Леночку. Но здесь, похоже, у людей в головах имелись гораздо более развратные мысли.