Нечаянный тамплиер
Шрифт:
Немцы молча стояли возле палисада, вооружившись, но не вмешиваясь, в то время, пока враги штурмовали замок госпитальеров у входа в долину. Вильгельм фон Гетцендорф, забравшись на палисад, напрасно кричал сарацинам, что достигнуты договоренности, и сам Бейбарс разрешил немецкой общине проживать в этом месте. Но, витязи, к которым обращался немецкий посол, не слушали его. Они жаждали крови и трофеев. Покончив с рыцарями госпиталя, они обратили все свое внимание на калитку в палисаде. Впереди вражеского отряда были и люди, которые выглядели, как христиане.
Гетцендорф кричал что-то одному из них, высокому голубоглазому блондину, на сарацинском наречии, но тот ответил
— Ты прав, старик. В молодости я звался Вальтер Геринг и состоял в тевтонском ордене. Но, я принял ислам. И сделался военным командиром Бейбарса в Галилее, а зовут меня теперь Селим Аль-Даби.
— Здесь немецкая община, которая платит налоги Бейбарсу. Мы сохраняем нейтралитет, потому и не стали защищать госпитальеров, — пытался увещевать предателя посол.
На что перебежчик проговорил:
— Приказываю вам открыть калитку в своем палисаде и немедленно выдать всех франков. И тогда мы не тронем вас.
Немецкий посол крикнул чужакам:
— Говорю вам, здесь нет никаких франков, а только немцы. Даю вам слово рыцаря.
Витязь в шишаке, украшенном павлиньими перьями, засмеялся:
— Ишь ты, рыцарь дает нам слово. Да известно нам, сколько стоят ваши слова.
— Я посол ордена святой Марии Тевтонской. И словами не разбрасываюсь. Я уполномочен вести переговоры о мире и обмене пленными. Раз я говорю, что есть договоренность с Бейбарсом насчет этой долины, значит, так и есть, — возразил Гетцендорф. И добавил:
— Вот, у меня в руке пергамент с печатью вашего правителя.
— Ты что-то путаешь, старик. Мне никто не докладывал ни о каких договоренностях, — сказал вражеский командир-коллаборационист. И, плюнув с высоты своего огромного коня возле калитки палисада, прокричал:
— Последний раз приказываю тебе, посол ты или не посол, именем султана Бейбарса, открыть эту калитку. А дальше мы разберемся, что делать с франками, которых вы тут укрываете.
— А я последний раз говорю тебе, Геринг, что здесь только немцы, и больше никого нет, — произнес Гетцендорф.
— Значит, вы отказываетесь сложить оружие и пропустить войско Бейбарса внутрь долины? Раз так, то вы самые настоящие мятежники. О каком мире с вами тогда можно говорить? — крикнул Вальтер Геринг.
— Ты можешь заехать внутрь сам и убедиться, что франков мы не прячем. Я готов впустить тебя за палисад. Можешь взять с собой двух-трех всадников, — сказал посол.
— Я так не думаю. Нет никакой гарантии, что вы не перебьете нас со спины, — проговорил Вальтер.
— У меня тут мало воинов. Зато много детей и стариков. Не в наших интересах набрасываться на вас. Но, если вы попытаетесь ворваться в долину силой, мы будем защищаться до последнего, — предупредил посол.
— Что ж, тогда вы все умрете, — сказал Вальтер Геринг, который теперь сделался Селимом Аль-Даби.
Он подал знак, и со стороны сарацин полетели стрелы. Адельгейда наблюдала за происходящим вместе с младшими детьми Мюллеров, забравшись на чердак довольно высокого здания мельницы. Возле палисада началась битва. Конечно, сарацин было намного больше. Они снесли калитку невысокого палисада и прорвались внутрь. Но, ополчение во главе с рыцарями посла еще какое-то время отбивалось.
А сам посол бился впереди всех, пока ему не отрубили правую руку. Потом его схватили враги и поволокли к позорному столбу, к которому, обычно, привязывали нерадивых батраков, набранных немецкими поселенцами из тех же сарацин, чтобы они постояли там денек на солнцепеке и подумали о своем поведении. Сарацины быстро приколотили к столбу перекладину из какой-то доски, подобранной поблизости,
После гибели орденского посла, ополченцы отступили к мельнице и еще какое-то время бились на берегу ручья. Но, вскоре сарацины перебили их всех. Мужчины из деревни и несколько посольских рыцарей продержались против сарацин совсем недолго. Уже скоро враги врывались в деревенские дома, насиловали женщин и убивали стариков. А уцелевших детей они начали сгонять во двор мельницы.
Адельгейду поволок за волосы какой-то сарацин. Но, девочка сильно укусила его за левую руку, которой вражина и тащил ее. Тогда сарацин замахнулся на Адельгейду саблей, в этот момент девочка рванулась в сторону, что и спасло, наверное, ей жизнь. Но, удар сабли, все же, оказался достаточно сильным, чтобы Адельгейда облилась собственной кровью и надолго потеряла сознание. Ей повезло, что враги сочли ее мертвой и оставили в покое. Пришла она в себя уже тогда, когда враги покинули долину, оставив в ней одни трупы. От боли и от горя Адельгейда чуть не лишилась рассудка. В сущности, это и была вся история немецкой девочки.
Юная немка рассказывала сбивчиво, короткими фразами, да еще и со своим ужасным немецким акцентом. Но, все те, кто сидел за столом вместе с графом Яффским, внимательно слушали про злоключения Адельгейды.
— Получается, что немцы снова ведут свои собственные переговоры с врагами за спиной всех остальных христиан Леванта, — сказал граф, выслушав рассказ девочки.
— Так получается, — подтвердил дон Карлос.
Граф продолжал:
— Это еще раз подтверждает, что у немцев другие интересы на Святой земле, которые расходятся с нашими. И немцы вряд ли могут быть союзниками для нас. Это давняя история. Да будет вам известно, дон Карлос, что я уже однажды пострадал от немцев. В июле двадцать восьмого года Фридрих II Гогенштауфен, император Священной Римской империи прибыл на Кипр. Он, вроде бы, провозгласил Шестой крестовый поход, но, на самом деле, действовал вероломно. Хитростью он пытался захватить в заложники нашу семью.
Едва ступив на остров, император арестовал моего отца и дядю. И сразу потребовал от остальных родственников выдать выкуп, равный доходам всего Кипра за десятилетие, а также передать ему владения нашей семьи на Святой земле. Малолетнего короля Кипра Генриха I Лузиньяна Фридрих II тоже держал в заложниках в Лимасольском замке. Чтобы обмануть этого немца, моему отцу и дяде пришлось идти на хитрость, сложить с себя все полномочия, оставить всю собственность на острове императору и выехать в Бейрут, якобы, чтобы собрать деньги и подготовить город к передаче в дар жадному немцу. Таким образом, когда мне было только четырнадцать, нашей семье пришлось бежать с Кипра, поскольку вышло так, что император конфисковал все наши владения на острове.
На следующий год император прибыл с Кипра в Акру. Это был очень странный крестовый поход. Император не воевал. Он поездил по Святой земле и путем переговоров, которые он вел в Яффо с султаном Египта Аль-Камилем, выторговал у мусульман мирную передачу Иерусалима христианам, но не как укрепленный город, а как место паломничества. По этому договору укрепления в Иерусалиме строить запрещалось. И через десяток лет христиан оттуда снова выгнали. Но, Фридриху все это было совсем неважно, он просто очень хотел возложить себе на голову корону Иерусалима в храме Гроба Господня, что и сделал.