Нечистая, неведомая и крестная сила
Шрифт:
Души умерших, т. е. русалки, суть представители царства смерти, тьмы и холода, поэтому-то, с наступлением весны, хотя они и оживают, но обитают все-таки в темных недрах земных вод, еще холодных весною. С Троицына дня русалки оставляют воды и живут в лесах на деревьях.
Но вот наступает время купальских дней. Солнце, купаясь в водах, освещает эти воды и оживотворяет. Уместно ли русалкам, представительницам смерти, обитать в водах, освященных купаньем живоносного солнечного божества? И вот, по тому же народному поверью, они оставляют воды и лезут на зеленые деревья, служившие, по верованию древних славян, жилищем мертвецов.
Так, между прочим, объясняет русальские праздники А. В. Балов, доставивший самые интересные данные по великорусской демонологии из Пошехонского уезда (Ярослав. г.).
XI.
ОБОРОТНИ.
От Русалок прямой переход к "оборотням", -- таким же мнимым существам, почти однородного происхождения. Чтобы стать настоящей русалкой, т. е. потерять навсегда право
Эти "волкодлаки" (по старинному) илц "волколаки" {"Волкодлаки", как название, составилось из двух слов, причем "кудла" принята в смысле косматой и растрепанной шерсти, какая бывает у шершавых или кудлатых собак, и каковою в особенности отличаются волки.}, по современному произношению малороссов и белорусов, суть всего чаще люди, обращенные в волка, который, затем, может оборачиваться в собаку, кошку, в куст, пень и проч. (Ведьмы также обращаются в волколаков и обращают других). Несмотря на то, что это поверье свойственно всем европейским народам (француз. Loup-garou, нем. Wehrfwolf и проч.), но наибольшею распространенностью и устойчивостью оно пользуется на юге и западе. Так, например, в то время, как в Великороссии вера в волколаков привилась чрезвычайно слабо, -- в среде белорусов и малороссов она является самою законченною, полною живых образов и совершенно искреннею. У них стоит лишь найти в лесу гладко~ срубленный пень, воткнуть в него с приговорами нож и перекувырнуться через него -- станешь вовкудлаком. Порыскав волком, надо забежать с противной стороны пня и перекувырнуться обратно; если же нож кем-нибудь похищен, то придется остаться перевертышу навек волком. Так объясняет это поверье Даль в "Толковом словаре" великоросского языка.
Что касается великоросских воззрений на волколаков и оборотней, то, не навязывая доказательств, почерпнутых из личных наблюдений, мы имеем в настоящем случае возможность представить подкрепление в сообщениях, полученных нами от многочисленных корреспондентов из лесных и подмосковных (южных черноземных) губерний. Так, напр., из Смоленской губернии (из Дорогобужского уезда) г. Гринев пишет:
"Вера в оборотней среди народа существует и теперь, хотя далеко и не в такой степени, как это было сравнительно немного времени тому назад".
Из Новгородской губ. (Череповецкого уезда) сообщают:
"В настоящее время в оборотней редко кто верит: есть несколько стариков, которые говорят, что оборотни есть".
Из Вологодской губ. (Тотемского уезда):
"Людей оборачивали в волка или медведя когда-то очень давно, когда были сильные колдуны; впрочем, есть вера, что и ныне "в зырянах" еще есть такие колдуны, что могут человека пустить волком":
Из Вятской губ. (Сарапульского уезда):
"Раньще, в старые годы, были такие колдуны, что целые свадьбы могли оборачивать в волков. едет свадьба под венец, или из-под венца, -- и всю свадьбу сделают волками; навсегда так и бегают. Теперь этого нет, не слыхать вовсе".
Таковы на выдержку известия с севера, а вот из подмосковных местностей, -- из Ряз. губ. (Скопинский уезд): "в оборотней крестьяне верят и боятся встречи с ними". Из Сарат. г. (Хвалынский у.): "в оборотней народ верит и представляет их в виде свиньи, коровы, собаки, козла или вообще чудовища. Люди в оборотней обращаются сами собой, для чего надо воткнуть два ножа в рот, прочитать заклинание и три раза перекувыркнуться".
Из Калужской губ. (Мещовского у.): "Узнать оборотней легко можно по тому, что у них задние ноги имеют колена вперед, как у человека, а не назад, как у волка. Людям они вреда не делают, кроме тех, кто их испортил; те не должны им попадаться на встречу". Из той же губ. (Медынского уезда): "в существование оборотней верят, но волколаков не знают". Оборотнями делаются колдуны: скидываются чаще всего в свиней, скидываются кошками, собаками, даже петухами или сорокой".
Из Пензенской г. пишут: "при въезде в село Шигонь, Ипсарского уезда, в восточной стороне, находится пересохший ручей, называемый Юр. Из-под моста по ночам выходят гусь и свинья, происхождение которых неизвестно, и нападают на проходящих, особенно на пьяных. По мнению народа, эти животные -- оборотни и колдуны", и т. д.
Сопоставляя все эти противоречивые рассказы об оборотнях, нельзя не придти к заключению, что вера в них значительно ослабела и рассыпалась на множество осколков, из которых с трудом можно составить себе цельное представление об этой нечистой силе. Даже в северных лесных трущобах, считающихся колыбелью всяких суеверий, миф об оборотнях не вылился в законченную форму. Оборотни здесь -- существа временные, а не постоянные, являющиеся таковыми на ту лишь пору, когда требуют различные обстоятельства (напр., желание отомстить и даже подшутить и т. под.). В таких случаях оборотнями "скидываются на время" сами колдуны или, как называют их в вологодских краях, "опасные". Здесь "оборачивают" некрещеных младенцев, девушек, лишивших себя жизни -- и в настоящих оборотней,
XII.
КОЛДУН-ЧАРОДЕЙ.
Прошло то доброе старое время, когда, под шумок веретена, охотно слушались повести о геройских подвигах могучих богатырей -- на нашей памяти наступают иные времена, когда, под стук швейных машин, на устах присяжных сказочников-портных. стала уже смолкать сказка-складка. Но колдун-чародей все еще не забыт и все еще властен и крепок, не смотря на свое почтенное долголетие. Он точно тот старый дуб, у которого давно гниет сердцевина, но которого не свалила буря, благодаря лишь тому, что его корень так глубоко проник в землю, как ни у одного из прочих лесных деревьев. Самая внешность колдуна, строгая и внушительная, очень напоминает старый дуб. Вспомните обсыпанную снегом фигуру чародея, который стоит на переднем плане превосходной картины нашего жанриста (В. М. Максимова). Внезапно этот чародей явился на свадебный пир и всех напугал не на шутку: молодые вскочили с места и остолбенели от страха, батюшка-поп находится в тревоге, а все остальные настолько испуганы, что на лицах их одновременно можно читать выражение и страха, и раскаяние: забыли, дескать, позвать колдуна -- жди теперь беды; они, оскорблен, он отомстит, и запоздалым угощением его теперь не задобрить.
Суеверный страх перед колдунами покоится на общенародном убеждении, что все они состоят в самых близких отношениях с нечистой силой, и что черти не только исполняют все их поручения, но даже надоедают, требуя для себя все новой и новой работы. Что ни придумают чародеи -- все чертям ни по чем, одна забава: выдумал один колдун заставить их овин молотить -- в одну ночь измолотили так, что и соломы обирать не надо: осталась одна мякина. Дал другой меру овса и меру льняного семени, велел обе смешать и отобрать по зернушку, каждое в отдельное место: думал, что над льняными зернами, скользкими и увертливыми, черти надсадятся, а они в полчаса всю работу прикончили. Пошлют иные колдуны на елке хвою считать, каждую иголку перебрать, чтобы бесы покололи себе лапы, изошли кровью от уколов, а они сказывают верным счетом да еще самодовольно ухмыляются. Другие затейники на осину им указывают: сосчитайте, мол листья (а осиновый лист, как известно, не податлив: без ветру изгибается, без устали шевелится, ухватить себя лапами не дается). Долго черти с ними бьются; пот с них льется градом, не смотря на то, что на осине листьев меньше, чем иголок на елке, -- однако и глазом заказчик едва успеет мигнуть, как работа у чертей окончена. Опять осклабили они зубы, опять навязываются на работу. Вбил один колдун в озеро кол и оставил конец над водой: "заливайте, говорит кол". Стали черти заливать -- не могут..." Теперь не скоро явятся, думает колдун: дня два промучаются, а я тем временем отдохну от них". Однако, колдун ошибся: хотя он наказал носить воду решетом, да забыл его зааминить, сделать по молитве таким, чтобы они не могли навести свои чары -- превратить решето в лукошко. Вот черти и залили кол. Снова пришли, расхохотались: давай им что-нибудь потруднее. Тогда колдун озлился: -- "Вот вам чурбан из того проклятого дерева, которое вы любите за то, что на нем удавился Иуда, и под корою которого видна кровь (кора под кожицей красновата); чурбан я вырубил во весь свой рост, да с одного конца отсек от него поларшина. Надо вытянуть кряж так, чтобы стал по мерке снова вровень с ростом". Тянули черти три дня целых ничего у них не вышло. Пришли покаяться и опять просить работы, хотя бы еще поскучнее, напр., песок с берега перетаскать в реку, по песчинке, или еще мудренее: развеять куль муки по ветру да и собрать его по порошинке.
Колдуны бывают природные и добровольные, но разницы между ними нет никакой, кроме того, что последних труднее распознать в толпе и не так легко уберечься от них. Природный колдун, по воззрениям народа, имеет свою генеалогию: девка родит девку, эта вторая приносит третью, и родившийся от третьей мальчик сделается на возрасте колдуном, а девочка ведьмой. Впрочем, помимо этих двух категорий колдунов, существуют, хотя и очень редко, колдуны невольные. Дело в том, что всякий колдун перед смертью старается навязать кому-нибудь свою волшебную силу, иначе ему придется долго мучиться, да и мать-сыра земля его не примет. Поэтому знающие и осторожные люди тщательно избегают брать у него из рук какую-нибудь вещь, даже самые близкие родные стараются держатся подальше, и если больной попросит пить, то не дадут из рук, а поставят ковшик так, чтобы он сам мог до него дотянуться. Рассказывают, что один колдун позвал девку и говорит: "На, тебе!" -- Та догадалась: -- "Отдай тому, у кого взял". Застонал он, заскрипел зубами, посинел весь, глаза налились кровью. В это время пришла проведать его племянница; он и к ней: -- "На, говорит, тебе на память!" -- Та спроста приняла пустую руку, -- захохотал он и началь кончаться.