Нечто большее…
Шрифт:
Я положила бумаги на стол и тяжело опустилась в кресло.
— Зачем ты пришёл? — повторила я свой вопрос.
Засунув руки в карманы брюк, Джеймс прошёлся от двери до небольшого окна. Затем снова вернулся к двери. Всё это время я внимательно его рассматривала.
Он выглядел осунувшимся. Уставшим, похудевшим и немного помятым. Воротник белой рубашки, застёгнутой на все пуговицы, сиротливо висел под кадыком. Узел галстука был немного распущен. Сколько его детям: два месяца, три? Да, молодые папы выглядят именно так — я помню это по Ричарду. Но Джеймс? Я была уверена,
— Я осёл, — внезапно сказал Джеймс.
— Это не новость.
Он с обидой стрельнул на меня глазами.
— Не надо, Элизабет.
Вот я и снова Элизабет. Окей.
— Знаешь, у меня мало времени, поэтому…
— А ты помнишь вечеринку у Тревиса? Когда Эмбри на спор съел три чили перца, и ты полчаса уговаривала его проблеваться?
Я не удержала смешок:
— Нашёл о чём вспомнить.
— Я хочу назад, знаешь?
У меня было два варианта: либо сделать вид, что не знаю, либо…
Я встала из-за стола и подошла к Джеймсу. Некоторое время я молча смотрела в его лицо. По меркам вселенной всего одно мгновение назад я считала его родным. И нисколько не лукавила, когда однажды сказала Дэвиду, что буду любить его всегда. Я поняла, что у меня нет ненависти к этому мужчине. Я не злюсь на него, не обижена. Какое-то время мы были единым целым, пока один из нас не отпочковался. Джеймс сделал это первым, я — второй. Но то единое, что было между нами — оно осталось. Как генетическая память. Как молекулы воды в каждом живом организме. Именно поэтому я знала, что он имел в виду.
— Иди домой, Джейми, — сказала я.
— Я не заслуживал тебя.
— Вот уж точно. Но теперь у тебя есть нечто большее. Как их зовут, кстати?
— Питер и Патриция.
— Ты назвал сына в честь отца? Мистер Пит, наверное, на седьмом небе от счастья?
— Да уж, — Джеймс улыбнулся, и я почувствовала укол в сердце. Когда-то давно я сходила с ума по ямочкам на его щеках. — Вики редко приглашает их понянчиться с внуками. Родители обижаются.
— Напомни им об этом, когда ребятишки подрастут и начнут проказничать.
Джеймс засмеялся, но в следующее мгновение посерьёзнел.
— Бет, я…
— Завтра Рождество. И я записываю тебя в число хороших мальчиков. Теперь ты получишь свой подарок!
Я выпалила это весело, в надежде, что после этого он уйдёт. Потому что какая-то часть меня опасалась, что Джеймс проявит себя именно так, как я не хотела, чтобы он себя проявлял. Пусть это уже ничего не значит, но в глубине души я надеялась, что Дэвид ошибался. Что стояло за это ошибкой — не полное владение информацией или личный интерес — теперь не важно. Но ради той девчонки, которая однажды влюбилась в улыбчивого голубоглазого паренька, так похожего на принца из её грёз, я должна была попробовать снова поверить в Джеймса.
В одно мгновение передо мной пролетели все годы, что мы были вместе. Вечеринка у Тревиса, защита дипломных проектов, знакомство с родителями, наш первый раз… Разве можно всё это вычеркнуть из памяти? Это моя жизнь. Это моё прошлое. И я была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что нельзя
Я любила Дэвида. И, глядя на Джеймса, я впервые это приняла. В это самое мгновение я прощалась со своей первой любовью во имя любви всей моей жизни. У меня не осталось сожалений. Светлая грусть — именно это я сейчас чувствовала. И я была рада, что сегодня Джеймс нашёл в себе силы прийти ко мне. Что бы он ни сказал после, я снова видела в нём парня, в которого влюбилась. И, будучи счастливой сама, от всего сердца желала ему счастья.
Он уже не был моим. В его глазах я видела, что он тоже это понимал. Но, в отличии от меня, Джеймс не знал, что с этим делать.
Где-то звонил телефон. Звякнули двери лифта. Звуки полицейской сирены за окном, приглушённые разговоры за перегородками полупустого офиса, чьи-то шаги по коридору — всё это осталось на периферии сознания. Мы всё ещё смотрели в глаза друг другу. Как же сильно в этот момент я надеялась, что…
Взгляд Джеймса скользнул мне за спину. Неожиданно он прищурился, а в следующее мгновение, схватив за плечи, притянул к себе. Мои губы оказались напротив его. Я не успела удивиться, как он меня поцеловал.
«Никогда не закрывай глаза, если тебя целует не тот парень».
Мои глаза оставались открыты, пока Джеймс исследовал мой рот. Он развернул нас — так, что теперь я стояла в коридоре. Я помнила, как он целуется. Такие знания просто так не уходят. Поэтому я заметила изменение: в его поцелуе появилось нетерпение и злость. Языком он разжал мои зубы, затем пару раз быстро вспорхнул вокруг, прежде чем вернуться к кончику моего языка и, как леденец, принялся его посасывать. При этом он издавал звуки, которые свидетельствовали о том, что ему нравится то, что он делает.
Теперь я очень отчётливо воспринимала то, что происходит вокруг меня. Я слышала звонки телефонов, шаги по офису, двери лифта нова закрылись, гудение включенного компьютера…
Мелодия из «Миссия невыполнима», что испокон веков стояла у меня на звонок от родителей, наконец, отвлекла Джеймса от меня.
— Прости, мне надо ответить.
— Ага. Хорошо.
— Нет, правда, я…
— Мне тоже пора. Был рад увидеть тебя, Элизабет. С рождеством.
— И тебя, Джеймс.
Телефон всё звонил, а я, замерев, смотрела, как стремительно Джеймс шагает по коридору. Вот он нетерпеливо постукивает ногой в ожидании лифта. Вот чуть ли не бегом оказывается внутри и уезжает…
Я отказывалась понимать смысл того, что сейчас произошло. На первый взгляд, складывалось впечатление, что Джеймс предпринял попытку извиниться. Он выглядел смущённым, немного растерянным и явно дал мне понять, что не хочет, чтобы я вспоминала его с горечью. Это понятно: рождество, общие воспоминания, «позвольте своему сердцу стать светлее»… Поцелуй в эту картину никак не вписывался. Как и поспешный уход. Но кто требует совершенства от того, кто долгое время считался главным козлом года?
Решив обязательно подумать об этом ещё раз, я вернулась к своей жизни.