Нечто чудесное
Шрифт:
Потом она взмахом руки отпустила его – вещь, по словам кучера, до сих пор небывалая.
– Можете отправляться спать, – приказал Джордан. Все с облегчением разошлись, кроме одного старика в очках, в котором Джордан узнал лакея Александры. Тот продолжал стоять у двери с одновременно встревоженным и рассерженным видом.
Джордан подошел к угловому столику, вылил остаток портвейна в бокал и, бросив мимолетный взгляд на Филберта, велел принести другую бутылку. Одним глотком осушив бокал, герцог небрежно опустился в кресло. Чего бы он не дал в эту минуту за известие о пропавшей жене!
Пытаясь заглушить
Но эта ослепительная улыбка, которой Алекс наградила его, когда обещала ехать сразу домой! Вероятно, она просто поехала куда-нибудь, после того как ловко провела кучера, заставив поверить, будто собирается открыть дверь. И неудивительно – ведь Джордан обещал тростью вколотить в нее немного здравого смысла. Скорее всего отправилась к бабушке, решил он, чувствуя, как портвейн понемногу успокаивает разгулявшиеся нервы.
– Поставьте бутылку сюда, – велел Джордан с плохо скрытой неприязнью, оглядывая мрачного лакея, и, сам того не ожидая, впервые в жизни обратился к слуге не с приказом, а с просьбой:
– Скажите мне, она всегда такая… ваша хозяйка, я имею в виду?
Старик, наливавший вино в бокал, на мгновение застыл, злобно поджав губы.
– Мисс Алекс… – начал он, но Джордан бесцеремонно перебил:
– Обращайтесь к моей жене как полагается! – рявкнул он. – Она герцогиня Хоторн!
– Да, и много счастья ей это принесло, как же! – яростно прошипел слуга.
– И что это, спрашивается, означает?! – осведомился Джордан, настолько застигнутый врасплох столь небывалым проявлением вспыльчивости простого лакея, что даже не подумал поставить наглеца на место, что, естественно, ожидалось от человека его темперамента и положения.
– То и означает, что слышите, – бросил Филберт, почти швыряя бутылку на стол. – Кроме бед и обид, ничего ей этот титул не принес! Вы такой же скверный, как ее папаша… нет, хуже, куда хуже! Он всего лишь разбил ей сердце, а вы не только сотворили то же самое, но еще пытаетесь сломить ее дух!
Он уже был почти у двери, когда опомнившийся Джордан прогремел:
– Немедленно вернитесь!
Филберт подчинился. Сжав, однако, шишковатые пальцы в кулаки и презрительно глядя на человека, искалечившего жизнь мисс Александры.
– О чем это вы толкуете, черт возьми? Филберт вызывающе выдвинул вперед челюсть.
– Если вы думаете, что я раскрою рот и выложу всю правду, которую вы потом обернете против мисс Алекс, вас ждет сюрприз, ваше высокое святейшество!
Джордан собрался было приказать невероятно дерзкому лакею немедленно собрать вещи и убираться, но еще больше, чем удовлетворения, он жаждал объяснения поразительным откровениям слуги. С некоторым усилием взяв себя в руки, Джордан ледяным тоном объявил:
– Если вы знаете что-то такое, что могло бы смягчить мое отношение к вашей любимой хозяйке, лучше говорите сейчас, и немедленно.
Однако слуга продолжал упрямо молчать.
– Послушайте, – честно предупредил Джордан, – я сейчас в таком настроении, что, если доберусь до нее, за себя не ручаюсь. Она пожалеет, что вообще
Старик, побледнев, в отчаянии стиснул руки, но не вымолвил ни слова. Однако Джордан, чувствуя, что Филберт колеблется и все попытки запугать его ни к чему не приведут, налил портвейна в другой бокал. И тут случилось то, что привело бы все общество не только в изумление, но и полное оцепенение, – сам герцог Хоторн протянул бокал ничтожному лакею и объявил сурово, как мужчина мужчине:
– Ну а теперь, поскольку, как выясняется, я без всякого, впрочем, намерения обидел вашу хозяйку, может быть, выпьете и расскажете, чем я похож на ее отца? Что он сделал?
Филберт с подозрением взглянул сначала на герцога, потом на бокал и медленно протянул руку.
– Не возражаете, если я посижу? Ноги болят.
– Нисколько, – как ни в чем не бывало ответил Джордан.
– Ее отец был самым подлым негодяем, которого земля носила, – начал Филберт, не замечая, как взлетели вверх брови Джордана при этом добавочном оскорблении. Сообщив это, лакей помедлил, чтобы подкрепиться вином, но, сделав глоток, поперхнулся и с нескрываемым отвращением уставился на бокал.
– Господи, – пробормотал он, – что это?
– Портвейн. Особый сорт, который делается специально для меня.
– Вероятно, потому, что никто другой его в рот не возьмет, – ничуть не смущаясь, пробормотал Филберт. – Ну и гадость!
– Боюсь, ваше мнение разделяет большинство людей. Кажется, я единственный, кто его любит. Ну так что же сделал ее отец?
– У вас, случайно, не будет немного эля?
– К сожалению.
– Виски? – с надеждой настаивал Филберт.
– Конечно. Вон в том шкафчике. Наливайте. Потребовалось шесть бокалов виски и два часа, чтобы вытянуть всю историю из упиравшегося лакея. К тому времени, как Филберт почти закончил повествование, Джордан, который почувствовал себя обязанным тоже переключиться на виски и не отстал от лакея ни на один глоток, скорчился в кресле и расстегнул сорочку, стараясь сохранить ясность мысли.
– …И вот однажды, недель через шесть-семь после смерти ее папаши, – договорил Филберт, – перед домом останавливается шикарная карета, а в ней сидят красивая дама и ее хорошенькая светловолосая дочка. Я был там, когда мисс Алекс открыла дверь, и леди – хотя какая она леди! – как ни в чем не бывало объявляет, что она – жена Лоренса, а эта девчонка – его дочь!
Джордан встрепенулся: .
– Он оказался двоеженцем?
– Вот именно. Вы бы только слышали эти вопли, когда обе миссис Лоренс сцепились! Но мисс Алекс ничуть не рассердилась! Представляете, смотрит на желтоволосую девочку и так приветливо говорит: «Вы очень милая».
Та, вторая, молчит, только нос дерет! И тут мерзкое отродье замечает оловянное сердечко на шее у мисс Алекс. Ей отец подарил его на день рождения, и не поверите, как она носилась с этим сердечком, – вечно дотрагивалась до него да волновалась, что вдруг потеряет. Девчонка спрашивает мисс Алекс, уж не отец ли подарил ей эту штучку, и когда та кивает, вытаскивает цепочку, что висела у нее на шее, – золотую, с золотым медальоном и тоже в виде сердечка!
«Он подарил мне золото! – фыркает она с таким видом, что руки так и чешутся отвесить ей пощечину. – А вам – дурацкую оловянную дрянь!»