Нечто подобное
Шрифт:
Совету теперь придется показаться. Признаться прилюдно, что он, а не кто другой имел реальную власть в правительстве.
А Совет никто никогда не уполномочивал править, за него никогда не голосовали. Это было полностью противозаконно.
Гольтц мог бы сказать, и он будет прав, что у него такие же права на правление, как и у Совета. Возможно, даже большие. Потому что за Гольтцем и «Сынами Службы» шел народ.
Она вдруг пожалела, что за все эти годы не узнала толком ничего о Совете. Не узнала, кто в него входит, как они выглядят, каковы их цели. Между прочим,
— Я думаю, — сказала она Макрею, — что мне лучше обратиться к народу по ТВ. Если они увидят меня, может, они воспримут эту новость не так серьезно. — Возможно, сила ее присутствия, прежняя магическая власть ее образа окажется сильнее. В конце концов, публика привыкла видеть ее. Они верили в нее после десятилетий обработки. Традиционно санкционированные кнут и пряник все еще могли подействовать, по крайней мере в какой-то степени. Хотя бы частично.
Они поверят, решила она, если они хотят поверить. Несмотря на новости, которыми торгуют машины новостей. Эти холодные, безличные агенты «правды». Агенты абсолютной реальности, без человеческой субъективности.
— Я хочу продолжать пробовать, — сказала она Гарту Макрею.
Все это время Роберт Конгротян, онемев, смотрел на нее. Казалось, он не в состоянии отвести от нее глаз. Теперь он хрипло произнес;
— Я не верю этому, Николь. Ты настоящая. Ведь так? Я могу тебя видеть, и, значит, ты должна быть настоящей! — Он смотал на нее жалобно.
— Я настоящая, — сказала она и почувствовала какую-то грусть. Масса людей были сейчас на месте Конгротяна, отчаянно пытаясь сохранить свое представление о ней неизменным, таким же, к какому они привыкли. И все же — было ли это достаточным?
Сколько людей, подобно Конгротяну, могли бы порвать с принципом реальности? Поверить в нечто, что, как они понимали, было иллюзией?
В конце концов, единицы были больны, как Роберт Конгротян.
Чтобы остаться у власти, ей придется править нацией умственно больных. А эта мысль не очень-то ей нравилась.
Открылась дверь, и вошла Жанет Раймер, маленькая, сморщенная и деловая.
— Николь, пожалуйста, пойдемте со мной. — Ее голос был слаб и звучал сухо, но представительно.
Николь встала. Ее требовал Совет. Как у них было принято, они действовали через Жанет Раймер, своего спикера.
— Хорошо, — сказала Николь. Обращаясь к Конгротяну и Макрею, она сказала: — Извините, вам Придется меня простить. Гарт, я хочу, чтобы вы временно исполняли обязанности комиссара НП: Уайлдер Пемброук уволен — я это сделала только что, перед тем как вы вошли. Я вам доверяю.
Она прошла мимо них и последовала за Жанет Раймер. Они вышли из кабинета и пошли по коридору. Жанет шла очень быстро, и ей приходилось ускорять шаги, чтобы поспевать за Николь.
С несчастным видом всплеснув руками, Конгротян бросился за Николь:
— Если вы не существуете, я тогда снова стану невидимым или еще хуже.
Но она не остановилась.
— Я боюсь, — кричал Конгротян, —
Она ничего не могла сделать. Она даже не обернулась.
Жанет подвела ее к лифту.
— На этот раз они ждут вас двумя этажами ниже, — сказала Жанет. — Они собрались, все девять. Из-за серьезности ситуации на этот раз они будут разговаривать с вами лично.
Лифт медленно опустился.
Вслед за Жанет она вышла в помещение, которое в прошлом веке было хранилищем водородной бомбы Белого дома. Ярко горел свет, и она увидела сидящих за длинным дубовым столом шестерых мужчин и трех женщин. Все, кроме одного, были ей совершенно незнакомы. Пустые, никогда ранее не встречавшиеся лица. Но в центре, к своему удивлению, она различила человека, которого знала. Согласно занимаемому им месту, он оказался председателем Совета. И его манеры были чуть более импозантными, чуть более уверенными, чем у других.
Этим человеком был Бертольд Гольтц.
Николь заметила:
— Вы — уличный склочник. Я бы никогда на это не пошла.
Она почувствовала страх и бессилие; она неуверенно села в деревянное кресло с прямой спинкой, стоявшее напротив девяти членов Совета. Нахмурившись и глядя на нее, Гольтц сказал:
— Но вы знали, что у меня есть доступ к аппарату фон Лессингера. А путешествующее во времени оборудование составляет монополию правительства. Таким образом, было очевидно, что у меня были какие-то связи с высшими кругами. Однако теперь это не имеет значения; у нас есть более важные вопросы для обсуждения.
— Я поднимусь снова наверх, — проговорила Жанет Раймер.
— Спасибо, — кивнул Гольтц. Обращаясь к Николь, он мрачно резюмировал: — Вы очень неумелая молодая женщина, Кэйт. Однако мы попытаемся сосредоточиться на том, что имеем, и попробуем найти выход. Аппарат фон Лессингера показывает одну в высшей степени вероятную альтернативу будущего, в котором комиссар полиции Пемброук правит как абсолютный диктатор. Это заставляет нас сделать вывод, что Уайлдер Пембрук связан с Карпами и это их совместная попытка свергнуть вас. Я думаю, вам следует немедленно дать ему отставку и расстрелять.
— Он уже потерял свое место, — сказала Николь. — Не более десяти минут назад я освободила его от выполнения его обязанностей.
— И отпустили его? — спросила одна из женщин — членов Совета.
— Да, — неохотно подтвердила Николь.
— Итак, — сказал Гольтц, — теперь, вероятно, слишком поздно брать его под арест. Однако давайте продолжим. Николь, ваши первые действия должны быть направлены против двух картелей-монстров: Карпов и АО «Химия». Антон и Феликс Карпы особенно опасны; мы предвидели несколько альтернативных вариантов будущего, где им удается уничтожить вас и захватить власть — по крайней мере на десятилетие или около того. Нам необходимо предотвратить это независимо от того, что еще мы успеем сделать или не успеем.