Недавние были
Шрифт:
Нагурскому не удалось закончить свои поиски и провести их в таком объёме, в каком ему это хотелось бы. Неожиданно грянувшая первая мировая война заставила его прекратить поиск. Ему, как русскому военному лётчику, было приказано немедленно возвращаться, чтобы отправиться в действующую армию.
Одно из двух вспомогательных судов поисковой экспедиции, пароход «Печора», привёзший весть о войне и приказ о возвращении, принял на борт Нагурского и его самолет и доставил в Архангельск.
Оттуда Нагурский умчался в Петербург, а потом, сдав рапорт о своих полётах
Кстати, об энциклопедиях. В начале главы я уже приводил заметку о русском военном летчике Иване Иосифовиче Нагурском, помещенную в БСЭ. Теперь в конце главы я должен внести в эту заметку некоторые исправления и уточнения. Нагурский совершил не пять полётов, как это указано в энциклопедии, а, по крайней мере, в два раза больше, причём общая длительность их была «одиннадцать часов тридцать минут», как это указано в официальном рапорте лётчика по начальству. Максимальная высота, на которой летал Нагурский в Арктике, достигала не тысячи двухсот метров, а полутора тысяч.
Наконец, последнее, если можно так выразиться, уточнение. В начале заметки, после фамилии Нагурского, стоят в скобках две цифры: (1883-1917). Так обычно обозначают в энциклопедиях и других справочниках годы рождения и смерти того, о ком повествует заметка. Обе цифры, указанные в энциклопедии, не верны. Родился Нагурский не в 1883 году, а пятью годами позже. Что касается его смерти в 1917 году, то сам Нагурский в начале первой главы своей книги поставил заголовок «Я жив, однако!»
Я лично имею ещё одно веское доказательство, опровергающее БСЭ и лежащее передо мной на моем столе. Это присланная мне фотография Нагурского и его жены. На обороте фотографии собственноручная надпись Яна Иосифовича: «Последний снимок с бала Сильвестрого жены Антонины и мой. 1969 год». Комментарии, как говорится, излишни.
Таковы в кратчайшем изложении некоторые факты о жизни, приключениях и мнимой смерти Яна Нагурского. В этом беглом очерке я поневоле должен был опустить ещё множество интересных фактов, относящихся к подготовке Нагурского к экспедиции, участию в постройке во Франции самолёта, переписке с Амундсеном и американцем Бердом, первым достигшим на самолёте в 1926 году Северного полюса, а также о встречах с Амундсеном и Отто Свердрупом, об отплытии поисковой экспедиции, при котором присутствовали Нансен и братья Руала Амундсена, и о многом другом, на что не достало мне в очерке места.
Но об одном любопытном обстоятельстве я всё же хочу ещё упомянуть, прежде чем поставлю в этой главе заключительную точку. Речь идёт о проблеме красной кабины самолёта Нагурского. Почему она была окрашена именно в красный цвет, да ещё в такой интенсивно-красный?
Вот что пишет по этому поводу в своём предисловии Б. Чухновский: «И в книге, и в своём рапорте Нагурский правильно намечает основные направления использования авиации на Севере для разведки льдов, открытия новых земель, помощи гидрографическим и топографическим аэрофотосъёмочным работам. Он даёт советы по снаряжению самолётных экспедиций и об окраске аэропланов в контрастный по отношению к снегу красный цвет. Это было применено в советской полюсной экспедиции 1937 г.»
Как
Художник Степан Писахов написал кабину самолета Нагурского на Новой Земле красной тоже не из прихоти или стремления к живописности, а из верности натуре.
Эта верность сказочника-фантаста натуре, правде, действительности кажется на первый взгляд парадоксальной, но мне лично она внушает уважение к Степану Григорьевичу. К этому следует присоединить чувство благодарности за знакомство с Яном Иосифовичем (хотя бы и заочное). Ведь именно идя по следу писаховских картин, я и напал на след Нагурского.
ДВА ПИСАТЕЛЯ РАССКАЗЫВАЮТ О ДВУХ КАПИТАНАХ
Раз уж мы заглянули в Арктику, то, пожалуй, есть смысл несколько задержаться в её опасных просторах, так как Архангельск связан с ними издавна и неразрывно.
Архангельск - город смелых мореходов, город капитанов, город экспедиций. Отсюда, с Северной Двины, ещё в самом начале семнадцатого века архангелогородцы ходили на своих кочах к берегам Сибири, в торговую Мангазею.
В июле 1734 года участники Великой северной экспедиции С. Муравьёв и М. Павлов на специально построенных кочах «Экспедицией» и «Обь» уходили из Архангельска к Ямалу и дальше на север.
Здесь, в Архангельске, двумя годами позже были построены два бота, на которых С. Малыгин прошел вдоль Сибирских берегов к устью Оби и по Оби дошел до Берёзова, после чего оба корабля под командованием А. Скуратова вернулись обратно.
Спустя тридцать лет из Архангельска ушёл в двухлетнюю экспедицию на Новую Землю отважный Фёдор Розмыслов, положивший начало планомерному изучению этих ближайших к нашим северным берегам крупных арктических земель.
Продолжая исследование Новой Земли, из Архангельска же совершил к ней свои четыре экспедиции 1821 -1824 годов неукротимый Фёдор Литке.
От Архангельских пристаней дважды, десять и двенадцать лет спустя, уходил на Север Пётр Пахтусов.
В начале века, с 1907 по 1912 годы, совершил пять экспедиций революционер, геолог, исследователь-полярник Владимир Русанов.
В Соломбале отыскал Георгий Седов в 1912 году своего «Святого Фоку», а потом ушёл на нём из Архангельска в героическую экспедицию к Северному полюсу.
В 1915 году к Соборной пристани пришвартовались «Таймыр» и «Вайгач» Бориса Вилькицкого, впервые в истории мореплавания прошедшие Северным морским путём с востока на запад - от Берингова пролива до Архангельска.
После того через семнадцать лет, уже в советскую эпоху, «Александр Сибиряков» прошёл первым в мире за одну навигацию тот же путь в обратном направлении, то есть от Архангельска до Берингова пролива.
Я не историк, не географ, не занимался этими вопросами специально и потому не могу перечислить все экспедиции, всех ледовых героев, всех славных капитанов, водивших от архангельских причалов бесчисленное множество раз свои корабли в смелые и опасные рейды. Но о двух таких капитанах я должен рассказать.