Неделя холодных отношений
Шрифт:
Обладатель, по крайней мере, одной вредной привычки отчаянно покраснел.
– Да…
– Подстриги ногти. Особенно на ногах.
– Зачем?
– Затем. В лесу узнаешь.
И эти слова Сашка посчитал какими-то несерьёзными, не очень достойными записи в таком шикарном блокноте.
В ожидании главной пищи начальник экспедиции отламывал маленькие кусочки хлеба и неторопливо жевал их, поглядывая по сторонам.
– Сделай сегодня у себя в конторе копии наших паспортов. На, возьми мой…
– Для чего?
– Негоже в наш просвещённый век бегать по диким лесам без документов. Почему копии? Ну, мало ли что с нашей одеждой там может приключиться.
Блокнот всё ещё оставался пустым, когда им подали горячее.
– А ты уверен, что всё получится? Мы же даже и не тренировались, ничего толком не готовили?
Глядя в спокойное лицо отца, Сашка налёг подбородком на сложенные руки.
– Готовиться было бы скучно. Весь интерес в том, что мы с тобой моделируем внезапную, неожиданную ситуацию. Катастрофа, крушение… Обычная одежда, никаких припасов. Мы отрезаны свирепыми льдами от большой Земли. Нужно продержаться семь дней до подхода спасателей… Примерно так. Единственная натяжка здесь – ножи. Но в этом и есть главный «романтизьм» нашего дела!
– А огонь? А есть мы чего там будем?
– Ты же в детстве прочитал много книжек. Я старался, чтобы среди них были и умные. Вспоминай…. Времени в лесу хватит, чтобы придумать чего-нибудь подходящее.
Сашка пристукнул кулаком по скатерти.
– И если мы быстро не добудем огонь, то сразу же – домой? С позором?!
– Ну, не совсем так…
Кофе в заведении был такой, какого капитан Глеб совсем не ожидал. Горячий, крепкий и совсем не сладкий.
– Одну-то ночь нам всё равно придётся там провести, при любом раскладе. Последний пассажирский паром уходит в город вечером в четыре, а грузовой – ещё раньше, засветло, в три часа. Даже если неудача и настигнет нас или мы, – Глеб грустно посмотрел на сына, – или мы струсим, увидав страшный ночной лес, то возвратиться оттуда к паромам в этот же день мы никак не успеем.
– Прогноз погоды на ближайшие дни я посмотрю в Интернете сам. Нам будет приятен небольшой мороз, лёд и совсем не нужна тёплая слякоть.
Окончание дня радовало.
Сквозь далёкие, немного осевшие за горизонт окраинные многоэтажные дома мчались вверх последние лучи красного зимнего солнца.
У чистого, сознательно всё ещё не заслонённого никакими шторами и занавесками, широкого окна стоял большой стол.
Он был почти пуст. На нём не было ничего значительного, бытового, домашнего.
Кроме двух ножей.
Капитан Глеб специально оставил их на просторе стола так, чтобы, заканчивая свои недолгие сборы, обязательно ещё раз обратить внимание на самое главное.
Два ножа.
Один – старый, потёртый, очень знакомый. Его «Отшельник».
Второй нож не был Глебу другом, ведь друзей и боевых товарищей не выбирают в магазинах и обычно не платят за них никому никаких денег.
Сын потерял его подарок.… Улыбнувшись, извинился. Немного, всего на какую-то секунду стало неприятно, но потом удалось понимающе засмеяться и самому. Ну, потерял и потерял, что ж тут такого…. Жаль, конечно. Тот клинок ковал старый кузнец на украинском судоремонтном заводе; рукоятку Глеб сделал в рейсе сам из крупных акульих позвонков. Он хранил его много лет специально для того, чтобы подарить сыну на совершеннолетие; просто хранил, не пользовался тем ножом никогда сам, не показывал никому другому до срока. Жаль, хороший был нож.…
Ладно, всё, позабыли.
Напарник его «Отшельника», лежащий на столе справа, был молод и строен телом.
На мощную стать чёрного «Центуриона» капитан Глеб Никитин обратил внимание сразу, первым же взглядом окинув витрину лучшего в городе оружейного магазина.
Сплошная резкая сталь – от опасно мерцающей острой точки в начале лезвия до массивного торца рукоятки.
Никаких заклёпок, склеек, пластмассы.
Только металл и жёсткий витой шнур, лишь слегка делающий приятной хватку руки.
Два ножа.
Очень разных своими судьбами, назначением и обликом, но одинаково предназначенных решать одну и ту же задачу. Какой-то из них может и не выдержать… «Отшельник» не должен подвести, он проверен и испытан; свеженький магазинный «Центурион» может рассчитывать на его старую сталь, мягкую и совсем не злобную, а, скорее, спасительную, по своей сути…
И очень здорово, что в этом деле участвуют такие разные вещи.
То, что они с сыном вместе могут многое, уже не вызывало никаких сомнений капитана Глеба. Так будет и в этот раз. Они обязательно справятся, выдержат свой строгий график, победят и вернутся домой. Только какой ценой?
Неправ был тот, кто ничего не зная, обвинял его в легкомыслии. Каждую минуту любого предстоящего дня из этих семи Глеб обдумывал за последние годы не однажды. Он ждал такой встречи давно, несколько раз останавливал себя, трезво оценивая имеющиеся силы, но не свои, нет, а силы и характер собственного сына! И ждал. В этот раз совпали все нужные звёзды.
Ножи на столе.
Всё остальное, необходимое для решительного поступка, у каждого из них присутствовало при себе всегда. И это было не тёплое европейское бельё с начёсом, не жирные куски вкусного мяса, и даже не фляжка со спасительным спиртом…
Глеб легко подкинул в руке чёрного «Центуриона». Подмигнул ножу.
«Ничего особенного. Мы же с сыном будем там вместе. А я – всегда рядом с ним».
Начало
Спустя час капитан Глеб во второй раз оглянулся.
Шагалось легко, с этим он угадал. Их следы, неглубокие, лишь слегка тревожащие поверхность твёрдого после ночного морозца песка, тянулись вдоль берега ровной далёкой цепочкой.
Безветренный прибрежный воздух с утра был ещё вкусен и свеж. Но и он сам, и Сашка уже больше молчали, изредка обращая внимание друг друга только на очень уж какие-нибудь привлекательные и сильные впечатления или мысли.
Понапрасну и ежеминутно назидать сыну Глебу не хотелось; первые же порывы Сашки, отмечающие непривычно лёгкую для него свободу, сами собой исчезли после пяти-семи пешеходных километров.
Сначала он то лихо взбегал на песчаный обрыв, заметив там, в колючих кустах облепихи, огромную хищную птицу; то уклонялся, наоборот, к воде, к самому заливному берегу, бросая на стылую прозрачную поверхность мелкие камешки. Потом притих, шагал рядом с отцом уже ровно, правильно ставя на песок ребристые подошвы грубых солдатских башмаков.