Недетские игры
Шрифт:
– Я не позволяла.
– Надо было сразу сказать. Зверь, паразит мелкий…
– Не понимаю, – на один его шаг приходилось два моих, и я уже начинала злиться и задыхаться.
– Должна будешь, – предупредил Северов, коварно улыбнувшись. – С ней, конечно, ничего не случится. Все-таки вы в тандеме шли, но подстраховаться стоит. Мало ли что Светке в голову стукнет…
– Светке? – я споткнулась, но Север ловко меня поймал, не позволив упасть. – У вас что же, Мастер Ти женщина? А так вообще можно? Ведь…
Парень посмотрел на меня странно.
– Откуда,
– От верблюда. Не скажу. Не твоё дело.
– Ну-ну… Светка, как ты правильно догадалась, действительно Мастер Ти. И, чтобы ты знала, в Детском корпусе она не одна. Их у нас целый табун. Аж десять человек… Не зеленей. Никто тебя там и пальцем не тронет. Ну, если сама не захочешь, конечно.
Сама?
Да ни за что в жизни!
– Правда, – Север легонько подтолкнул меня к выходу из общежития. – Абсолютно не из-за чего переживать.
Не скажу, что я ему поверила, но выхода-то у меня всё равно не было. Не так мне виделся первый визит в новый Дом, я надеялась, что к встрече с Мастером я успею подготовиться, сейчас же придётся действовать наобум.
В свете дня Детский корпус выглядел не так зловеще, как ночью, но всё равно мрачновато. По-военному симметрично, по-детски небрежно. И в чем-то, пожалуй, даже пугающе. И больше всего меня пугала мысль об отрезанности от всего остального мира. Всё-таки материк я не покидала раньше.
Как и полагается военной академии, если верить историческим документам, конечно, выстроен Корпус был по принципу классического укрепления. Стены по периметру, четыре обзорные вышки и строгое расположение внутренних зданий.
Левый сектор жилой, правый – учебный. А в центре огромная площадь, выложенная потрескавшимися от старости плитами, и флагшток, на котором вообще не было никакого флага.
Угнетающее зрелище, откровенно говоря.
Панельные блоки Института сверкали серыми плешами бетона, а кирпичные казармы, переоборудованные под общежития ещё в прошлом веке, выглядели до жалкого убого и требовали даже не ремонта. Перекошенными окнами они грустно смотрели в равнодушное небо, немо крича: “Добейте нас! Пусть на наше место придут новые”.
Но нет. В Корпусе своих не бросают. И этим товарищам тоже, видимо, суждено умереть своей смертью.
– Говорят, весной пришлют ремонтников, – прокомментировал мою перекошенную мину Север, а я брякнула, не подумав:
– Это вряд ли. Цезарь не одобрил финансирование, и все Корпуса с этого года окончательно переходят на самоокупаемость.
– Врёшь! – он окинул меня насмешливым взглядом. – Фигня, он на такое не пойдёт. Это во-первых. И во-вторых, – Север замедлил шаг, а его взгляд из насмешливого стал задумчивым. – Я очень внимательно читаю “Законодательный вестник”. И там об этом ни слова… Оленька, а ты больше ничего не хочешь мне сказать?
Ещё чего!
– Не называй меня Оленькой, – я раздражённо нахмурилась и развернулась на девяносто градусов, чтобы замереть немым истуканом.
Этот Дом я видела раньше. Над широким крыльцом нависал кривой треугольный козырёк, украшенный пятью кривоватыми звёздами и большой надписью “Дом детей и молодёжи”. Щербатая лестница вела к огромным деревянным дверям, выкрашенным почему-то в зелёный цвет. И эти двери мне были до ужаса знакомы, они годами преследовали меня в кошмарных снах: большие, зелёные, забрызганные кровью, а на крыльце, раскинув руки, лежит безголовое тело, и из открытой раны на шее течет совершенно чёрная кровь.
– Что с тобой? – Север удивлённо заглянул мне в лицо. – Ты вообще тут?
– Тут… – как объяснить ему, что в Детском корпусе я раньше не была, а между тем он так красочно и так давно живёт в моих снах? Что это? Во мне неожиданно проснулся мифический дар провидца? Или это было банальным дежавю, о котором я так много слышала, но с чем мне пока не приходилось сталкиваться?..
– Если ты всё ещё боишься, то имей в виду: здесь к исполнению декрета о “Половой зрелости и сексуальном образовании” подходят спустя рукава. Клянусь, никто твою Нюню и пальцем не тронет.
Декрет о половой зрелости. Конечно. Ему было лет двести или триста, если не больше. Как-то до изучения законодательных актов у меня всё руки не доходили, а Сашка и не настаивал. Согласно этому декрету подростки вступали в половую жизнь в четырнадцать лет. Наверное, изначально этот закон должен был защищать детей. А может, я ошибаюсь и романтизирую правителей древности. Может, всё это сразу задумывалось лишь для того, чтобы горстка любителей сладкого имела беспрепятственный доступ к десертному столу. В теории, каждый, кому исполнилось четырнадцать лет, был обязан посещать Дом для сексуального образования. На практике… на одном практическом занятии мне “посчастливилось” присутствовать.
Дикость. Глупость. Пережиток.
История. Традиция. Канон.
К этому можно относиться по разному, меня сия чаша, к счастью, минула. Но много ли таких, как я, в Яхоне? Десять? Сотня? Пара тысяч? Говорят, в некоторых регионах от родителей вообще ничего не зависит. Декрет так глубоко проник в кровь огромного кракена, такими сетями оплёл сознание жителей, что захочешь – не вырвешься.
Замкнутый круг. Пока ты ребёнок, ты боишься Дома, но стоит тебе вырасти – ты отправляешь в него собственных детей, потому что так принято. Потому что так поступали твои родители, их родители и родители их родителей.
И если к традиции раздельного проживания народ не хочет возвращаться, до последнего отказываясь отдавать своих чад государству, то декрет о сексуальном образовании играет в жизни Яхона большую роль.
– Мне плевать, – просипела я и рывком расстегнула молнию на мастерке. – Я не поэтому. Я просто не могу туда войти сейчас.
Мне надо время, чтобы прийти в себя, таймаут, чтобы собраться с мыслями и выработать стратегию поведения.
То, что мой спутник меня услышал, я поняла только тогда, когда он, почти минуту спустя, немного приподнял в удивлении бровь и пробормотал: