Недетские забавы
Шрифт:
Вытираю слезы бумажной салфеткой, попутно захватывая шмыгающий нос. Телефон звонкой трелью звенит в сумочке, хочется послать весь мир, скрыться дома под одеялом и ждать, когда проблемы сами по себе рассосутся и исчезнут. Только вот в розовых очках я давно не живу и знаю, что я — единственная кто может их решить.
— Да, — отвечаю на звонок, видя на дисплее имя Федулова, но если не буду брать трубку, он все равно меня найдет. Прятаться нет смысла.
— Ты плачешь? — замечаю, что
— Нет, просто приболела.
— Не ври! — отрезает мужчина, — Что случилось?
— Да какая к черту разница, — устало говорю.
— Опять истеришь? Алис, прекращай.
— Ты случился, жизнь после встречи с тобой пошла под откос. Зачем ты попросил добавить дополнительный пункт в контракт? — сжимаю крепко телефон, словно боюсь, что он выпадет из трясущихся рук.
— Алис, так было нужно. Я чувствовал, что ты захочешь сбежать. Мне нужен был рычаг.
— Я чувствую себя вещью, которой распоряжается кто угодно, — признаюсь. — Отпусти меня.
— Я не могу.
— Можешь! — давлю на мужчину. Хотя это выглядит больше как жалостливая просьба.
— Без тебя уже никак, маленькая.
— Удаленькая, — огрызаюсь.
Слышу его смех. Тихий и хриплый.
— Я не могу пока тебя увидеть, это небезопасно, — начинает мужчина. — Встреться с Мишуровым тет-а-тет. Скажи, что твой партнер хочет с ним переговорить.
— Какой еще партнер? Кто хочет увидеться с Дмитрием Львовичем?
— Я, — чеканит Павел.
Я присаживаюсь на диван в приемной, голова слегка кружится. Мысли путаются.
— Мне больше не нужно скрывать, кто я есть?
— Не говори ему ничего, просто договорись о нашей с ним встрече. Это не он мутит воду.
— А кто?
— Ткач, падла.
Пропускаю мимо ушей нецензурную брань. Привыкла к таким выпадам со стороны Федулова.
— Ничего не понимаю, Павел, — максимально опускаю голову на колени.
— Не засоряй сейчас себе голову. Я позже все расскажу, дай время разобраться со всем дерьмом. Просто делай, как я говорю, — пытается меня успокоить.
— Ладно, — сдаюсь.
— Алиска, — Федулов вздыхает, я прислушиваюсь к его дыханию в трубке, — Кингстон скучает.
Улыбаюсь, вспоминая черного доброго пса. С удовольствием зарылась бы сейчас в его мягкую шерсть и уснула.
— И я скучаю, — добавляет мужчина.
Я ничего не отвечаю и кладу трубку. Жизнь не дает никаких шансов упростить ее. Становится только сложнее. Но и мы не из робкого десятка, будем разгребать. Медленно, но верно.
Глава 18.
Наши дни.
Еду к родителям, понимая, что в суматохе всех событий, я совсем про них забыла. Конечно, с мамой мы переписываемся
— Кто там? — голос папы басистый и раскатистый, но очень теплый.
— Сюрприз! — машу рукой в глазок, улыбаясь от уха до уха.
— Мать, Алиска приехала, — кричит отец и тут же открывает дверь, притягивая меня в объятия.
Как же хорошо. Утыкаюсь в его грудь и прикрываю глаза. Мне несказанно повезло с приемными родителями, да и вообще, детей в моем возрасте не забирают из детского дома. Это большая редкость. Все хотят малюток, а не подростков. Но мама говорила, что когда увидела меня, то сразу поняла, что я уеду с ними. Ее даже не смутил мой речевой дефект, это сейчас мы вообще не вспоминаем, а тогда я очень переживала и волновалась.
Мама выходит в коридор, вытирая руки о фартук. Блейд тут же выбегает и бросается в мою сторону. Хохочу, почесывая за ухом пса.
— Моя девочка приехала, — вижу, что глаза ее на мокром месте.
— Блейд, красавчик мой, — целую пса в макушку и иду в сторону мамы, прижимая ее седую голову к себе.
— Ты меня покормишь чем-нибудь вкусным? — шепчу ей в ухо, смеясь.
— Как чувствовала, что ты придешь навестить стариков, — улыбается женщина в ответ. — У меня твои любимые куриные котлетки.
Закрываю глаза в блаженстве и иду мыть руки. Блейд счастливо машет хвостом и идет по пятам. Скучала по этому задире. Скучала по дому.
Весь вечер шутим с родителями, ужин протекает максимально комфортно. Хотя, разве могло быть по-другому? Отец подшучивает над матерью, у них, конечно, своеобразная любовь. Когда мне было четырнадцать, я не понимала, почему папа никогда не говорит ласковые слова маме, не целует. А потом, когда мама попала в больницу с язвой желудка, он не ел и не пил все дни, ходил мрачнее тучи, ездил к ней каждый день в больницу и молча сидел рядом. Тогда я поняла, что любовь-то у них большая, просто не на словах. И только когда мама вернулась домой, я увидела, что он выдохнул. Словно снял груз с плеч.
Мне же Лешка почти каждый день говорит, как любит, какая я красивая, да и самая лучшая для него. Всегда приятно слышать такие слова от любимого мужчины, только вот сейчас словно пазл неполный, словно какой-то детали не хватает. Алексей несомненно прекрасный мужчина, только есть что-то еще. Кто-то еще. Совершенно другой, не умеющий говорить комплименты, мрачный, но такой горячий. Мужчина, в чьих руках я уже дважды теряла рассудок.
— Детка, сядь и отдохни, я помою посуду сама, — мама забирает тарелку из моих рук.