Недетское кино
Шрифт:
– Бестолочь, – услышала она за спиной сиплый голос акушерки, – Зачем лифчик сняла? Трусы снимай! Садись сюда… Ноги наверх… Господи, откуда вы такие берётесь… Как давать кому попало, так вы смелые, а как на осмотр к гинекологу, так трясётесь от страха, как будто вам оттуда зубы рвать будут.
Света безропотно выполняла команды грозной дамы, но ей не становилось от этого спокойнее, она уже дрожала всем телом. Акушерка поправила ей ноги, подкатила столик с разложенными на нем приспособлениями и уселась на табурет, приготовившись к осмотру. Что-то холодное вонзилось Свете между
– А ну, расслабься, – гаркнула акушерка и сильно шлёпнула её по животу.
– Мне больно, – прошептала Света.
– Ты ещё не знаешь, что такое «больно». Вот когда прибежишь ко мне месяцев через пять, вот тогда будет по-настоящему «больно». А сейчас я тебя просто ласкаю… Расслабься!
Минут пять акушерка ковырялась у неё внутри, постоянно охала и что-то бубнила себе под нос, потом отложила в сторону свои садистские инструменты и, вытирая руки, спросила:
– Сколько человек тебя насиловало?
– С чего вы взяли, что меня насиловали?
– Не отвечай вопросом на вопрос…
– Один.., – после паузы неохотно ответила Света
– Прости, что я сделала тебе больно, – сказала акушерка, её голос стал ласковым, а интонации сочувственными, – я думала, что ты обычная вертихвостка, которая залетела по дури или по пьяни, а теперь хочет избавиться от ребёнка. У меня таких десятки за месяц бывает. Насмотрелась.
Она взяла со стула одежду и протянула Свете:
– Одевайся… Тебе теперь нужно следить за собой… И постарайся у меня больше не появляться, ходи в районную женскую консультацию....
Уже было далеко за полночь, а они все ещё сидели на кухне и пили крепкий чай. Наталья Андреевна предлагала сходить в магазин за бутылочкой вина, но в конце концов подумали, что лучше не пить, поскольку на душе и без того было тяжело. Лена все больше молчала, пытаясь понять из разговора матери и её подруги, почему они так поступили, решив скрыть ото всех тайну её рождения. Все эти невесёлые мысли настолько отвлекли её, что в этом нескончаемом потоке новой информации не нашлось даже секунды, чтобы вспомнить об Андрее и о его сегодняшней съёмке.
И вдруг что-то больно кольнуло в сердце, кольнуло так сильно, что Лена даже дёрнулась и рефлекторно прижала руку к груди.
Глава 25
Тереза ушла, оставив в прихожей ключи от своей квартиры и от машины Юдит. Андрей остался один, и ему вдруг стало страшно. Нет, не от того, что он в чужом городе и в чужой квартире, не от того, что ещё час назад они петляли по ночному Будапешту, скрываясь от возможной погони, его пугало то, что должно было случиться буквально через несколько минут. Он одновременно безумно этого хотел и панически боялся, он мог с лёгкостью сбежать, время от времени поглядывая на ключи, лежащие на полочке, но не сделал этого, наверное не захотел второй раз за день предстать трусом в глазах любимого человека.
Андрей упорно гнал это слово из головы. Какая «любовь»? Это страсть, влечение, желание, но никак не любовь. Но стоило ему на мгновение отвлечься, и где-то в подсознании снова всплывали трепетные картинки: её грустные, полные слез глаза, её симпатичное личико в обрамлении светлых
Всё, нужно уходить, решил он, схватил ключи и начал торопливо обуваться, но не успел Андрей коснуться ручки, как раздался звонок. Сердце бешено заколотилось. Он на цыпочках, стараясь громко не дышать, подошёл к двери и заглянул в глазок. По ту сторону мутного стекла, искажающего пространство, стояла ОНА. Андрей отшатнулся, и первой мыслю было затаиться и сделать вид, что никого здесь нет, но трясущиеся руки перестали подчиняться сознанию – защёлка дважды клацнула, и дверь открылась.
– Привет, – сказала Юдит, – мне можно войти?
Андрей отступил немного назад и заикаясь произнёс:
– Конечно… Заходи…те… А Тереза уехала…
– Я знаю, – ответила она, переступила порог и захлопнула за собой дверь.
Мир словно рухнул вокруг Андрея. И снова вопросы, вопросы, вопросы. Зачем он здесь? Почему согласился? Что делать дальше, и зачем ему вообще все это нужно? Ему казалось, что вот прямо здесь, в коридоре, Юдит набросится на него, и он будет не в состоянии сопротивляться, не сможет ей отказать, а она пресыщенная, опытная, все знающая и все умеющая, надругается над его влюблённостью и бросит истерзанного и обманутого… Неожиданно голос Юдит вернул его в реальность:
– А ты не знаешь, у Терезы есть кофе? Я так устала… Очень кофе хочется.
– Я сейчас… посмотрю, – засуетился Андрей, – Проходи, пожалуйста, в комнату… Я сейчас…
Одна единственная фраза, и все моментально изменилось. Оказалось все так просто – она всего навсего хочет кофе! Андрей метался по кухне, открывая одну за другой дверцы шкафа: вот кофе, вот турка, сахар тоже пригодится. Он умел хорошо варить кофе, как-то по особенному это получалось у него. Вроде бы всё, как у всех, те же ингредиенты, но почему-то сваренный им кофе всегда отличался от сваренного кем-то другим.
И вот пенка поднялась в турке до нужного уровня – ароматный напиток был готов. Андрей налил кофе в две небольшие чашечки, поставил их на поднос, выдохнул и вышел из кухни. Дверь в гостиную была открыта. Перед тем, как войти, он заглянул в комнату. Юдит, поджав под себя ноги, лежала на диване, её глаза были закрыты, казалось, что она спит. Андрей сделал движение назад, но как-то неуклюже, и поднос громко стукнулся о стеклянную дверь.
– Прости… Я задремала, – открыв глаза и усаживаясь поудобнее, сказала Юдит, – Ой, как хорошо пахнет, – принюхавшись, продолжила она.
– Сварил по специальному рецепту, – похвастался Андрей и поставил поднос на журнальный столик.
Юдит взяла чашечку и, не дожидаясь, пока кофе остынет, сделала несколько глотков и блаженно подкатила глаза:
– Боже, какая вкуснотища. Я такого никогда не пробовала.
С каждой секундой, с каждым её словом у Андрея на душе становилось все спокойнее и спокойнее. Он то и дело бросал украдкой взгляды в сторону Юдит и ловил себя на мысли, что не встречал в своей жизни более милого существа. Сейчас она была похожа на простую девчонку, растерянную, обиженную и такую беззащитную, и этот образ ну никак не вязался с тем, чем она зарабатывала на жизнь.