Недоподлинная жизнь Сергея Набокова
Шрифт:
— Что может делать такая юная красавица, как вы, без спутников, одна, на оргии вроде этой? — по-французски осведомился человек, которого я никогда прежде не встречал.
То был господин лет сорока с небольшим, подтянутый и светский, с замечательно ухоженной эспаньолкой и очками в стальной оправе поверх проницательных глаз.
Я попытался выдавить из себя какой-нибудь остроумный ответ, но заикание снова остановило меня на полпути.
— О! — воскликнул, неприятно оторопев, незнакомец.
Я почувствовал, что снова краснею. И лишь после очень долгой борьбы мне удалось выдавить:
— Похоже, я немного
Теперь мне показалось, что незнакомца я очаровал, как того и желал. Ах, если бы моему обаянию не приходилось продираться сквозь такие ужасные препоны!
— Как вас зовут? — спросил он.
— Сергей Владимирович, — ответил я.
— Нет-нет! — воскликнул он. — Это не годится. Я хотел узнать, есть ли у вас магическое имя, пот de bal [40] , так сказать?
40
Бальный псевдоним (фр.).
Надо полагать, на лице моем выразилась растерянность.
Он с немалым интересом вглядывался в меня.
— Все, что вы видите здесь, ново для вас, не так ли?
Я признался, что никогда еще не бывал на подобном балу.
— В первый раз! Нет ничего прекраснее первого раза. Всякое начало необходимо лелеять, но такое великолепное… о мой Бог! Я не думал выходить сегодня из дому, но несколько заскучал, глядя в огонь и не видя в нем ничего, кроме призраков, а потому велел заложить сани и кликнуть кучера, — и должен сказать, чрезвычайно этому рад. Я буду звать вас «Светланой».
Я воспитанно осведомился, как следует мне называть его.
— Мсье Тартюф подойдет в самую пору, — с поклоном ответил он.
Я присел в реверансе — смехотворном, думаю, ибо и он был для меня первым.
Финский матрос, заметил я, также предпочел подчиниться обстоятельствам, совершив неудачную попытку пригубить шампанское из бокала, который поднес ему великий князь, и пролив вино на белую грудь своей блузы. Он отрывисто захохотал, словно залаял. Великий князь, погладив его по плечу, склонился, чтобы прошептать ему на ухо несколько слов.
Я позволил мсье Тартюфу отвести меня за руку в бальную залу. Мне достаточно часто случалось танцевать с девушками моих лет — я вел, они следовали за мной, — но, разумеется, никогда не доводилось исполнять в танце роль дамы. Я старался, как мог, следовать за моим партнером и, пока мы кружили под сладкий напев глазуновского вальса, обнаружил, что это до постыдного просто.
Должен признаться, что мой новый знакомец мсье Тартюф привлекательным мне ничуть не казался, хоть знаки его мужского внимания и радовали меня.
Неподалеку от нас Геня прижимался щекой к груди знаменитого артиста, сам же Юрьев, откинувший голову назад и закрывший глаза, явно пребывал в состоянии экзальтации. И время от времени в толпе мелькал Давид с его офицером.
Музыканты прервались, все последовали за ними к столу с закусками. Расставшись с моим партнером, я, раскрасневшийся и приятно запыхавшийся, старался держаться в стороне от толпы гостей, надеясь, быть может, что он затеряется в ней или что сам я счастливым образом
Снова музыка. Снова танцы. И вот настала пора разъезда. Великий князь Николай поднялся со своим финским трофеем наверх, остальные вольны были увести с собой свою добычу каждый.
Швейцар, принеся мое манто, шляпку, муфту и увидев рядом со мной мсье Тартюфа, серьезно взглянул мне в глаза. Я совсем уж было сказал мсье Тартюфу, чье имя начало меня несколько раздражать, что хочу составить компанию друзьям, с которыми приехал на бал, — но тут к нам подошел Юрьев, улыбаясь, точно медведь, искупавшийся в меду, и весело произнес:
— Итак, моя сладкая, я вижу, ты сделала достойный выбор. Courage! [41] Ты в хороших руках. Когда мы встретимся снова, все будет иначе. Adieu, adieu. Боюсь, маленький Геня слишком много выпил и слишком долго кружил по залу. Мне надлежит доставить милое дитя домой и уложить в постельку.
Давида с его офицером нигде видно не было.
Мсье Тартюф, не спросив, хочу я того или нет, велел своему кучеру везти нас в «Доминик», роскошный ресторан рядом с Пассажем. Равнодушная властность его повадки понравилась мне, а вот мой вид немедля внушил мне опасения. Одно дело появиться в полученном от Majest'e наряде на закрытом балу, но совсем другое — щеголять в нем перед всем светом! Впрочем, когда я, заикаясь, поведал о моих сомнениях, мсье Тартюф лишь рассмеялся и сказал:
41
Дерзай (фр.).
— О, все обойдется, прелесть моя. Поверь мне, я отлично знаю, что делаю.
На спящий Санкт-Петербург опустилась ночь, холодная и совершенно ясная; сиявшая над нашими головами луна казалась каким-то чудом увеличившейся в размерах. Я начал неуправляемо подрагивать — и не от одного только холода. Мсье Тартюф, накрывший нас обоих толстыми клетчатыми пледами, обнимал меня одной рукой, крепко прижимая к себе. Я ощущал тепло его тела; каждый рывок саней бросал нас друг на друга, и мсье Тартюф ухитрялся эти броски усугублять, а я тому не сопротивлялся, отчего украшавшие меня драгоценности ко времени нашего прибытия в «Доминик» несколько пострадали.
Он сразу же потребовал предоставить в наше распоряжение отдельный кабинет, в который нас и отвели, принеся туда следом шампанское и устриц во льду.
— Ты наверняка умираешь от голода, дитя, — сказал он. — Прошу тебя, поешь. И выпей этого сказочного шампанского, намного превосходящего сладкое пойло, которое с такой охотой употребляют твои соотечественники. Я же вижу — ты девушка утонченных наклонностей, способная оценить вино моей родины.
Мне оставалось лишь гадать, как долго намеревается он изображать нелепое неведение относительно истинного моего пола.