Недоразумение (Трагедия ошибок)
Шрифт:
— Пусть будет так! Де Баер не мог больше выносить свою жену. Но раз он умер, почему не сказать всю правду Жильберте? И почему не объяснить ей ваш план, который поможет ей вернуть свое состояние? Франк хмыкнул и пожал плечами.
— Может быть, вы и хороший музыкант, но в психологии вы полный профан. Вы видели фотографию Жильберты. Вы теперь немного лучше знаете эту несчастную женщину. И вы бы хотели, чтобы я сказал ей: «Ваш муж собирался исчезнуть навсегда со своей любовницей. Он так вас ненавидел, что решил никогда больше не давать вам знать о себе». Нет, есть поручения, которые невозможно взять на себя. А если бы я под конец предложил ей подыскать подставное лицо, чтобы обмануть нотариуса, она бы выставила меня за дверь.
— Вы признаете, таким образом, что вся история
— Естественно, признаю. Если бы я мог за это дело взяться иначе, будьте спокойны, я бы к вам не обратился. Только у меня нет выхода. Я считаю, что Жильберта заслуживает, чтобы ей вернули ее состояние после всего, что ей пришлось пережить.
— Вы ее любите?
Я думал, что Франк вспылит. Я чувствовал, что у него напряглись мускулы, затвердели огромные плечи. Однако голос его прозвучал безразлично, когда он ответил:
— Вы слишком много пьете, дорогой Кристен. Вам надо будет избавиться там от этой дурной привычки. Запомните раз и навсегда: я был предан Полю де Баеру. Уже одно это не позволило бы мне говорить о том, что он хотел сохранить в тайне. Но я первый признаю, что он совершал ошибки, и считаю, что мне надо теперь, когда он умер, их исправить. Вот и все. Вы все еще сомневаетесь? Вы спрашиваете себя, где я взял тот миллион, что даю вам в качестве задатка?.. Просто из своих сбережений. Де Баер жил на широкую ногу, а меня он считал своим другом.
У него на все был готов ответ. Но я обладаю удивительной способностью находить новые доводы, когда меня вынуждают делать то, что мне не нравится.
— Одного все-таки я не понимаю, почему бы вам не выложить нотариусу те же басни, что и Жильберте. Де Баер потерял память, ладно, эти не мешает ему поставить свою подпись… Нотариус будет не более требовательным, чем мадам де Баер.
— Простите! Вы все путаете. Я же вам объяснил, почему Жильберту не должно удивить возвращение мужа… скажем, неузнаваемого. Но юридический акт может подписать только человек, находящийся в здравом уме. Если бы нотариус вдруг заподозрил, что перед ним Поль де Баер, страдающий амнезией и, следовательно, в определенном смысле не отвечающий за свои поступки, тогда… с наследством все было бы кончено!
Понятно, мне следовало ожидать подобного аргумента. Я предпринял обходной маневр.
— Вы утверждаете, что Жильберта ждет возвращения мужа. Согласен. Но, в конце концов, он, мне кажется, очень давно исчез. Вы не находите, что надежда въелась ей в душу? Он не понимал иронии.
— Да, — прошептал он, — да… Она все еще надеется. Я сказал ей, что Поль, может быть, находится в каком-нибудь лечебном заведении, она сочла это вполне вероятным. Я притворяюсь, что ищу его в Италии, Швейцарии, Германии… Когда я позвоню ей и сообщу, что отыскал Поля в Париже, у нее не возникнет и тени сомнения.
— А когда я уеду… так как, в конце концов, у меня нет никаких причин там долго задерживаться, вы согласны со мной? Все это дело каких-нибудь двух недель.
— Может, и больше, — ответил Франк. — Я не обещал вам, что дядя Анри умрет на будущей неделе.
— Это не имеет значения… Итак? Что же будет, когда я уеду? Франк не торопился с ответом, он положил себе на тарелку огромный кусок торта.
— Если вы тот человек, каким мне кажетесь, — заговорил он наконец, — если вы испытываете хоть немного жалости к Жильберте, то постараетесь вести себя с ней так, чтобы она окончательно излечилась от любви к вам, когда вы исчезнете.
— Черт возьми! — воскликнул я раздраженно. — Вы предусмотрительны.
— Чем удачнее вы проведете эту операцию, — продолжал Франк, — тем больше будет вознаграждение. Я рассчитываю дать вам еще три миллиона, когда все будет кончено.
— Но, простите, вы…
— Довольно, — оборвал он меня. — Я вам все объяснил. Теперь вам решать, да или нет. Вот чек. Если вы его берете, никаких больше вопросов.
Он достал портсигар и протянул его мне. Я отказался. Он закурил сигару, полузакрыв глаза, сделал вид, что не заметил, как я взял чек, и, казалось, удивился, когда я поднялся.
— Я отвезу вас, — вяло предложил он.
— Не надо. Мне необходимо пройтись.
— Как хотите. Мы уезжаем завтра в час дня. Приходите ко мне в гостиницу «Бристоль», на улицу Аркад.
— Мне хотелось бы обновить свой гардероб.
— Ни в коем случае. На вилле вы найдете десятка два костюмов… Вы найдете там также и скрипку, так что вам незачем брать с собой свою. Я попрошу вас только зайти к парикмахеру… Стрижка должна быть короче и пробор более четкий. До свидания.
Нервы мои во время разговора с ним были до такой степени напряжены, что сейчас я чувствовал себя совершенно разбитым. Итак, я согласился. Ему удалось меня убедить… нет, он не убедил меня… Отвечал он складно; история казалась вполне достоверной, но за свою жизнь я прочитал столько партитур, сыграл столько искренних, исполненных жизни произведений, что особенно остро чувствовал, когда речь шла об истинной правде, а не о примитивном правдоподобии. Франк явно многое скрывал от меня. Какими были его отношения с Жильбертой? Действительно ли он был простым слугой? Собирался ли он присвоить себе это наследство? Я не позволю, чтобы меня водили за нос.
Я долго ходил по улицам; перебирал в уме все, что порассказал мне Франк, и под конец уже не знал, что и думать: то все мне казалось вполне приемлемым, то все представлялось совершенно надуманным. Еще немного, и я вошел бы в кафе, положил чек в конверт и отправил бы его Франку: я весь был во власти болезненной нерешительности. Я вернулся на улицу Аббатис и, приняв снотворное, лег спать. На следующий день, проснувшись, я сразу припомнил почти дословно каждое объяснение Франка, и мне удалось отделить ту часть истории, которая при внимательном рассмотрении, на мой взгляд, была особенно подозрительной. Это касалось нотариуса. Франк, конечно, не лгал, когда рассказывал мне о драме Поля де Баера. Но даже само слово «наследство» вызывало у меня неприятные ощущения. Этот умирающий дядюшка, эти миллионы, которые надо было заполучить, все это слишком напоминало плохие фильмы. Франк собирался надуть Жильберту, я готов был дать голову на отсечение. И вот этот тайный замысел разжег мое любопытство. Мне вдруг показалось занятным помочь этой женщине с таким волнующим лицом. Я пощупал чек. Не являлся ли он свидетельством того, что я и впрямь был двойником Поля де Баера и мужем Жильберты? Франк не стал бы жертвовать миллионом, если бы думал, что меня сразу же, по прибытии на виллу, выведут на чистую воду. Этот миллион, если подумать, доказывал, что я могу действовать смело, что я ничем не рискую, во всяком случае в ближайшем будущем. Я отправился в банк, сердце мое учащенно билось. Мне отсчитали десять пачек по сто тысяч франков, не задав ни единого вопроса. А впрочем, с чего бы мне стали задавать вопросы? Все было в полном порядке. Я оставил себе тысячу франков, а остальные положил в банк на свой счет. Я не собирался являться на виллу с миллионом в кармане. Франк вполне способен был забрать их у меня, окажись я плохим актером. Жизнь в кои-то веки проявила ко мне милосердие. У меня уже не хватало времени обойти все лавочки, где я задолжал, и расплатиться со всеми. С другой стороны, мне не хотелось трезвонить о своем отъезде. Но я намеревался во что бы то ни стало вернуть долг своей соседке. Я схватил такси, чтобы заскочить на улицу Аббатис, и поднялся к Лили. По утрам она всегда бывает дома. Она всячески пыталась выяснить, откуда у меня появились деньги, и мне было не так-то легко уклониться от прямого ответа. Я пообещал ей вскоре рассказать обо всем, и она мило поцеловала меня.
Я потому так подробно описываю все эти детали, что их можно досконально проверить. Я ничего не выдумываю. А мысленное возвращение в прошлое помогает мне самому во всем разобраться. Это произошло дней десять назад. Всего лишь десять дней. Как в столь короткий срок я смог превратиться в того человека, каким сейчас являюсь?
Итак, когда я в час дня вошел в холл гостиницы, Франк уже меня там ожидал. Он оглядел меня с головы до ног, похвалил мою прическу и сказал, пока мы шли к машине:
— Будьте внимательны, Кристен… В вас есть что-то такое… Я не хочу вас обидеть… Что-то раболепное. Де Баер был высокомерен и, я полагаю, остался бы таким, даже если бы вынужден был просить милостыню.