Недоразумение (Трагедия ошибок)
Шрифт:
— Не будьте идиотом! Вам нечего бояться.
Он сделал безупречный полукруг, ловко выскочил из машины, подбежал к дверце и открыл ее мне с легким поклоном. Я вышел из автомобиля, меня слегка шатало. Передо мной стояла Жильберта. На ней был очень простой и очень дорогой костюм из синего джерси. На руке лежали великолепные розы. Она жадно, с грустью смотрела на меня.
— Мой бедный друг, — прошептала она, протягивая мне руку.
Я сделал шаг, другой, неловко, неуверенно. Я взял ее прохладную руку и на минуту задержал в своей.
— Мадам, — сказал я, — вероятно, я должен просить у вас прощения…
В ту же минуту я понял, что нашел правильный тон, так как на прекрасном лице Жильберты отразилось смятение. В ее глазах, таких светлых, что любое волнение могло их замутить, на мгновение появилось выражение полной растерянности. Она заколебалась, смущенная присутствием Франка, а возможно, и словом «мадам», которое ее резко хлестнуло. Я пообещал себе, что сохраню это двусмысленное обращение, оно вполне подходило как для страдающего амнезией де Баера, так и для самозванца, которым я стал не по своей воле.
— Входите, — сказала она. — У вас усталый вид.
Она пошла вперед. Легкий скрип заставил меня поднять голову, и я тут же утратил уверенность, обретенную с таким трудом. Чья-то рука захлопнула приоткрытый ставень над крыльцом. Жильберта оглянулась и тоже подняла голову.
— А, — произнесла она с безразличием, показавшимся мне нарочитым, — мы потревожили Мартена…
— Мартена?
— Да, Мартена… О, простите меня… Правда… ведь вы позабыли… у меня есть брат.
Она подождала, надеясь, вероятно, что это слово вызовет у меня какие-то воспоминания. Я старался, как мог, скрыть свое замешательство. Франк ничего не сказал мне об этом. Почему? Что представлял из себя этот новый противник?
— Он приехал месяц назад, — продолжала Жильберта. — Он болен.
— Франк мог бы сообщить мне об этом, — сказал я жестко. Она внимательно посмотрела на меня, стараясь понять, насколько я искренен.
— Простите меня, — произнесла она. — Я попросила Франка не говорить вам о Мартене. Вы не слишком с ним ладили в прежние годы. Но он не станет вам мешать. Вы будете редко его видеть.
Чувствуя все большее беспокойство, я вошел вслед за ней в вестибюль. И все-таки самое трудное осталось позади. Жильберта узнала во мне своего мужа. Я был почти уверен, что она не разыгрывает передо мной комедию. Волнение, охватившее ее, когда она меня увидела, было неподдельным. Значит, мое сходство с де Баером было и впрямь поразительным. Следовательно, этот Мартен тоже был введен в заблуждение. И тем не менее! Мне нечем было гордиться.
— Вот гостиная, — сказала Жильберта.
Я чуть не отступил назад. Прямо напротив двери висела большая картина, изображавшая, как я играю на скрипке. Жильберта аккомпанировала мне на рояле. Да нет, это нелепость. Человек, игравший на скрипке, был Поль де Баер. Но, нарисованный в профиль, с полузакрытыми глазами, он вызывал у меня странное ощущение, что я вижу себя в зеркале. Я подошел поближе, словно загипнотизированный. Художник поставил свою подпись: «Р. Сальватори. 1955 год». Картина была слишком тщательно вырисована и не имела художественной ценности, но меня это мало волновало.
— Эта картина вам ничего не напоминает? — спросила Жильберта. — Бразилию, Рио?..
Я ничего не ответил. Я с восхищением смотрел на концертный «Плейель» в глубине гостиной.
— Вы по-прежнему играете?
Я утвердительно кивнул головой и стал перелистывать лежавшие во множестве на низеньком столике ноты. Моцарт, Бетховен, Гайдн, Мендельсон… Жильберта, должно быть, была неплохой музыкантшей.
— Ваша скрипка лежит на прежнем месте, — сказала она. — Там, где вы ее оставили.
Тут я увидел ее, в открытом футляре. И с первого взгляда определил, что передо мной дорогой инструмент. Наверняка итальянская скрипка. Я осторожно взял ее в руки, она не была настроена. Мне захотелось поднести ее к плечу, натянуть струны, несколькими ударами смычка вернуть ей жизнь. Но я испугался, что выйду из роли. Я бережно опустил ее на красный бархат и заставил себя тяжело вздохнуть, как человек, которому слишком сильные ощущения причиняют страдания.
— Столовая там, — объяснила Жильберта, указывая на двустворчатую дверь. — Вы не хотели бы закусить?
— Нет, благодарю.
— Тогда я провожу вас в вашу спальню.
Мы поднялись по мраморной лестнице. Краешком глаза я наблюдал за Жильбертой. Она была очень бледна. Ее рука судорожно сжимала перила из кованого железа. Наше молчание стало скоро невыносимым, но не мне следовало его нарушить. К тому же я слишком был поглощен собственными ощущениями. Жильберта не так уж мне была симпатична. В ней чувствовалась какая-то скованность. Она носила свою красоту, словно маску, и ее слишком светлые глаза вызывали чувство неловкости. Я помнил рассказы Франка; если де Баер не смог разбудить ее слишком совершенное тело, то тут, может быть, не совсем его вина. Не знаю почему, но я был зол на нее. Она открыла дверь и пропустила меня вперед.
— Я оставлю вас, — сказала она. — Франк здесь ни к чему не прикасался. Надеюсь, это поможет вам хотя бы вернуться к вашим прежним привычкам. Обед в час.
Если вначале она была явно взволнованна, то теперь тон ее стал почти враждебным. Правда, подумал я, если только, хотя это было совершенно невероятно, она знает, кто я, то в ее глазах я последний из негодяев.
— Благодарю вас, — прошептал я.
Гнев и стыд душили меня. Я прислонился к закрытой двери. Услышал, как затихают ее шаги. Нет, она, конечно, не знала, кто я на самом деле. Она была слишком горда, чтобы согласиться принять в своем доме такого бедолагу, как я. Я был действительно ее мужем, настоящим чудовищем, от которого она могла ждать лишь новых оскорблений. И в каком-то отношении это было хуже всего! Я подошел к окну, откуда открывался красивейший вид. Дом окружала сосновая роща, но деревья расступались, открывая проход к морю, оно сверкало и переливалось до самого горизонта. Чуть правее, в дымке тумана, возвышалась скала Монако. Издалека доносился гул мотора скутера. Воздух был сладковатым. Я чувствовал во рту привкус смолы. Я был невыразимо несчастен.
Я повернулся спиной к окну. Итак, я был у себя. Де Баер читал эти книги… Я полистал некоторые из них, наугад… книги по искусству, журналы по архитектуре… Де Баер курил эти сигареты… Де Баер смотрел на эти фотографии, на которых была изображена новая столица Бразилии под самым футуристическим углом… Я открыл шкаф. Де Баер носил эти костюмы… Я выбрал один из них, наугад, бросил его на кровать. Обратил внимание на цветы, стоявшие в прекрасной вазе богемского стекла на столе. Знак внимания со стороны Жильберты… Первый. И тем не менее спасибо! В дверь постучали, я вздрогнул. Может быть, это был ее брат, тот самый Мартен, который не любил меня.
— Войдите.
Появился Франк. Он переоделся, и его полосатый жилет хорошо вышколенного слуги развеселил меня. Хотя у меня не было никакого желания смеяться.
— Вы вели себя очень хорошо, — сказал он мне тихо. — Продолжайте называть ее «мадам», это как раз подходит для ваших отношений.
— Вы ничего не сказали мне об этом Мартене! Почему? Он приложил палец к губам.
— Его не следует принимать в расчет, — прошептал он. — Это жалкий тип, который всю жизнь живет за счет сестры. Де Баер в конце концов выставил его за дверь. Обычно он живет в Ментоне, в меблированных комнатах. Я не знаю, почему он вернулся. Он больной. Неврастеник, у него мания преследования. Советую быть с ним терпеливым, особенно если он будет с вами нелюбезен… Наденьте этот костюм. Я захватил нитки и иголку. Но думаю, этот вам будет в самую пору.