Недостающее звено

Иди Мейтленд

Эти два направления специализации гориллы идут параллельно друг другу. Спускаясь на землю за кормом, горилла может ничего не опасаться, потому что она — крупное и сильное животное и хищник предпочитает обходить ее стороной. А оттого что она крупна, ей требуется много грубой растительной пищи, которой изобилуют места ее обитания. Современную гориллу можно назвать "бывшим брахиатором". Она сохраняет весь аппарат, необходимый для лазанья и хватания — у нее остались ловкие пальцы, сметливый мозг и длинные руки обезьяны-брахиатора, — но она слишком громоздка, чтобы передвигаться по ветвям с помощью рук. Молодые гориллы смело резвятся на деревьях, но их родители на это не способны. Они, в сущности, почти наземные животные. Гориллы обрели на земле

очень удобную экологическую нишу, и необходимость в дальнейшей эволюции для них исчезла. Они, так сказать, слоны мира приматов и, подобно слонам, могут никого не опасаться, кроме человека.

Из всех крупных человекообразных обезьян наименее специализированы шимпанзе. В смысле величины шимпанзе представляют собой удачный компромисс — они не так крупны, чтобы это мешало передвижению по деревьям, и достаточно крупны, чтобы противостоять наземным хищникам, тем более, что живут они группами. Поэтому шимпанзе чувствуют себя дома как на деревьях, так и на земле. Хотя они все еще питаются плодами, главным образом спелыми фигами, но способны есть самую разнообразную пищу, которую находят на земле, включая и животную — птичьи яйца, птенцов, насекомых, ящериц и небольших змей, а иногда даже лакомятся молодыми павианами, диким, поросенком или бушбоком.

Обладает ли шимпанзе большей врожденной сообразительностью, чем горилла, сказать трудно, так как гориллы пока изучены очень мало, но, судя по имеющимся сведениям, пальма первенства тут принадлежит шимпанзе. И безусловно, он кажется гораздо смышленее благодаря своему характеру. Шимпанзе общительны, любопытны, дружелюбны. Они любят нравиться. Эта черта, вероятно, связана с системой группового поведения, которая у них выработалась. Групповой образ жизни чреват опасными внутренними столкновениями, и шимпанзе должны были выработать способы их предотвращения. Они достигают этого умиротворяющими позами, жестами и прикосновениями. "Я очень хороший, — словно бы заявляют они. — Вот посмотрите, и сами увидите".

Кроме того, шимпанзе — отличные и очень наблюдательные имитаторы. Динамичный и свободный характер их сообщества содействует развитию этой черты. В качестве орудий шимпанзе применяют не только прутья, но и камни. Когда им угрожают, они бросают в сторону врага ветки и камни, размахивают толстыми сучьями. Они используют разжеванную траву или листья в качестве губки, чтобы собирать воду, бьют ладонями по выступающим досковидным корням тропических деревьев, словно в барабаны.

Гориллы по сравнению с ними кажутся медлительными, замкнутыми животными и всему предпочитают простоту и пассивность. Они редко вступают в драки. Их огромная физическая сила как бы сбалансирована характером, главные черты которого составляют сосредоточенность в себе, терпимость и своего рода хмурая отчужденность — все эти свойства препятствуют им калечить друг друга.

Насколько известно, гориллы орудиями не пользуются — в возбужденном состоянии они кидают листья и ветки. Детеныши играют различными предметами, что свойственно молодым особям многих млекопитающих, но взрослые не играют так никогда. Они слишком флегматичны и угрюмы.

Формирование поведения шимпанзе и горилл, вероятно, шло параллельно с их физической эволюцией, не опережая ее, а потому мы можем предположить; что сообщества горилл и шимпанзе, какими мы их знаем, существуют уже миллионы лет. Почему медлительная горилла пошла иным путем и стала флегматичным вегетарианцем, понять нетрудно. Сложнее на первый взгляд разобраться в том, почему не стал человеком шимпанзе, чьи особенности как будто совпадают с теми, которые у другой спустившейся с дерева человекообразной обезьяны преобразились в человеческие свойства.

Но стоит вдуматься — и тот факт, что шимпанзе не поднялся выше по эволюционной лестнице, утратит таинственность. Современный шимпанзе воплощает в себе результат действия уже знакомого нам процесса видообразования, то есть постепенного разделения единой популяции на подпопуляции, развивающиеся в чуть разных направлениях и в конце концов получающие возможность занять разные экологические ниши. Предположим, что процесс этот начался с неспециализированной человекообразной обезьяны, несколько напоминающей шимпанзе. Она, возможно, чуть меньше шимпанзе, руки у нее чуть короче, и она заметно более всеядна, а потому более склонна кочевать в поисках корма. Иначе говоря, перед ней открыт мир, и она может двинуться в любом из нескольких направлений.

Если в местах ее обитания много лесов, изобилующих фиговыми деревьями, соблазн не спускаться на землю, а специализироваться на поедании плодов и передвижении с помощью рук будет очень велик. Я написал "соблазн", но это вовсе не значит, что эти обезьяны станут сознательно что-то выбирать. Они просто будут жить поколение за поколением, делая то, что легче.

Но в другой области или в другую эпоху среда обитания может оказаться несколько иной — меньше плодов на фиговых деревьях, зато на земле много семян, ягод, клубней, насекомых и другой пищи. Такая среда могла дать толчок развитию животного с несколько иным обликом и повадками. Обитающие на деревьях брахиаторы передвигаются главным образом с помощью рук. Тем, кто живет на земле, требуются более сильные ноги, чтобы ходить. Если, живя на деревьях, они давно уже научились сидеть, стоять выпрямившись и висеть, то, скорее всего, и на земле они часто вставали, выпрямившись во весь рост, например, чтобы осмотреться среди высокой травы (как это делают и сейчас некоторые низшие и человекообразные обезьяны), а может быть, и просто для того, чтобы перейти на другое место.

Поскольку эти человекообразные обезьяны уже обладали руками, хорошо приспособленными для держания, у них имелась дополнительная причина ходить на задних конечностях, так как это обеспечивало наилучший способ переноски пищи. А если они, как современные шимпанзе, уже начинали пользоваться камнями, прутьями и ветками, то, возможно, носили эти простейшие орудия с собой, что также заставляло их все больше времени оставаться на задних конечностях. Могло ли все это в конечном счете привести к появлению прямоходящего, сметливого шимпанзе с большим мозгом и начатками материальной культуры?

Теоретически да, могло бы, если бы мы и прямоходящих потомков прямого предшественника шимпанзе также называли бы шимпанзе. Но мы так не делаем; этого прямоходящего потомка мы называем австралопитеком, а оставшегося на деревьях пожирателя фиг — шимпанзе.

Протошимпанзе и протоавстралопитек, возможно, даже некоторое время делили одну среду обитания, но, претерпевая медленный процесс эволюционных изменений, постепенно оказались разделенными прежде всего поведенческими особенностями, а потом уж и географическими барьерами. Мы никогда не узнаем, что именно послужило толчком к тому, что эволюция их пошла в разных направлениях. Объяснение может быть самым простым: среди любителей фиг наиболее сильные и ловкие пожирали плоды настолько жадно, что, сами того не подозревая, способствовали появлению линии человекообразных обезьян, которым легче было жить на земле, чем выдерживать конкуренцию с этими здоровяками на деревьях.

Как уже не раз говорилось, все эти процессы шли невообразимо медленно, и те, кто претерпевал изменения, ничего о них не знали и никак им сознательно не содействовали. Не было человекообразной обезьяны, которая в один прекрасный день "решила" бы, что ради своего будущего ей лучше спуститься на землю и порвать отношения с собратьями, которые остаются на деревьях. На самом же деле на протяжении неимоверно долгого времени развивалась линия человекообразных обезьян, которые постоянно искали пищу на земле и мало-помалу приобрели физические и поведенческие особенности, наиболее подходящие именно для такого образа жизни. Шимпанзе же остался — как остается и теперь — длинноруким пожирателем фиг. Он так по-настоящему и не расстался с деревьями. Ему и на них было хорошо.