Недремлющий глаз бога Ра
Шрифт:
Гей-гоy watch my back посмотри мне в глаза oh shit!
Гей-гоy опа топ-ка!
Don't stop!
Была там дифчонка одна, рэп любила она,
По ночам сидела у окна, без сна, без сна, без сна.
Она хотела рэп, рэп, но тут нагрянул ОБЭП…
Замочили, суки, фараона — Эхнатона,
Но он умер без стона.
Пал в неравной борьбе, покоряясь судьбе,
Крича, забыв о себе: рэп посвящаю тебе!!!
Да ниче она не слышит в этой трубе.
Че-че-че-че он сказал. Она не слышит ниче.
Объясняю, ты должен сделать рэп для моей дифчонки.
Yo, yo, yo, yo, yo, yo, yo, yo,
Старые миры уходят в небытиё…
Поет, пританцовывает, при этом гнется и ломается, будто весь на шарнирах; уж не знаю, кого копирует, но зрелище омерзительное.
Ну, я глаза протер, тихонько поаплодировал ему, спрашиваю:
— Ты тоже, значит, думаешь, что это могилка Эхнатона?
Он огляделся, сел рядом, шепчет заговорщицки:
— Сегодня утром я совершил важное научное открытие. Только не говори никому, ладно? Обещаешь?
Я кивнул:
— Клянусь Святым Граалем и пеплом Клааса.
— Тогда скажи другое, ты случайно не фетишист? На женские ножки случайно не западаешь? Не фанатеешь, в смысле?
— Тю. А какая связь между женскими ножками и научным открытием?
— Нет, ты точно скажи, а то я боюсь, у тебя крыша съедет. Помнишь, как Пушкин писал: "Дианы грудь, ланиты Флоры, прекрасны, милые друзья, но только ножка Терпсихоры милее чем-то для меня…" Ножка — понял? Тоже извращенцем был, солнце русской поэзии.
— Почему «тоже»? То есть, почему извращение?
— Да не знаю я, почему он так писал: "…бу-бу-бу, бу-бу-бу, коснуться милых ног устами…" К тому же, как авторитетно уверяет Хунхуза, в Америке почти все мужики — фетишисты, занимаются сексом с украденными женскими трусами. Вот я и решил узнать насчет тебя. Признайся, только честно! Это очень важно.
Пришлось официально признать, что при виде женских ножек на стенку не лезу. Равно как при виде ланит и прочих прелестей. Хотя, не монах — запросто могу и устами коснуться, если масть пойдет.
— С этого и надо было начинать! — строго сказал Веник, и заткнулся.
Сижу, жду, он молчит, как воды в рот набрал.
Наконец терпение кончилось, толкаю его:
— Слушай, Терпсихора, об чем спич-то был?
Он встает, и, с видом человека, принявшего необходимое, но непопулярное решение (как к стоматологу сходить), заявляет:
— Ладно, пойдем, покажу. Но учти: то, что ты сейчас увидишь, касается, может быть, самых интимных сторон моей будущей частной жизни!
Сказал, и ведет к Лисе. На цыпочках, понятное дело.
Подкрались, смотрим: та сладко спит, зарывшись лицом в подушку, натянув одеяло на голову.
Веник, сделав мне страшный знак, тихонько откидывает нижний край одеяла. Отчего по щиколотку, обвитую цветной татуировкой, обнажается изящная ступня.
Нет, действительно симпатичная ножка, точеная, с аккуратными, ровными пальчиками; будто экспонат с витрины бутика. Данный факт мысленно регистрирую, но позыва скакать от счастья и слагать позорные рэповые баллады не ощущаю.
— Татуировку видишь? — одними губами шепчет Веник. — Внимательно смотри!
Я мельком глянул, и делаю знак сматываться: ладонью по горлу, глаза к небу. Мол, поймает по ходу исследований — секим башка; бедуину вправляла череп, а нам открутит.
Но Веник не сдается, шепчет:
— Внимательно, говорю, смотри!
И надавливает рукой мне на затылок, пригибая к самому предмету — чуть ли не носом ткнул. Я перетрусил, думаю, ну все, если она сейчас проснется, мне не жить! Тот хотя бы убежать успеет, а я так и останусь в позе страуса, с головой под одеялом.
Но нет, спит как по заказу — не шелохнется.
Подчиняясь насилию, присмотрелся: кожа у нее бархат и атлас, ни прожилочки, ни волосочка. А по бархатно-атласному полю узор в виде сиреневых змеиных колец, точно таких, как у демона девятых врат подземного мира. Это с внешней стороны, а с внутренней, у самой косточки, жуткая козлиная морда — та самая, которой был увенчан алтарь Харярамы. Тут и перевернутые рожицы светил, и каменная баба; изображения точь в точь, как в воссозданном на «Мицаре» капище, только крохотные, в миниатюре. Однако, сомнений никаких, Бафомет собственной персоной, плюс весь сопутствующий антураж.
Оборачиваюсь, вопросительно смотрю на изыскателя — что дальше?
Тот с усилием тянет меня за шкирку (хотя я не упираюсь), оттаскивает от предмета и увлекает по направлению к пещере.
Отошли метров на десять, я спрашиваю:
— Ну и что? В чем научность данного открытия?
— Неужели не заметил? — удивляется начальник экспедиции. — Хотя, вообще-то, ты на что больше смотрел, на ногу или на рисунок?
Я руками развел, признаюсь:
— Вообще-то на все. И ты знаешь, кажется, я переоценил себя в плане фетишизма. То есть, недооценил…
— Так я и думал! — говорит начальник экспедиции с трагическим пафосом. — Я знал, что тебе нельзя доверять конфиденциальное, что у тебя на уме только секс и деньги. Признайся, что ты почувствовал? Извращенную форму полового влечения?
— Ну, что-то вроде. Понимаешь, я не успел еще толком разобраться в ощущениях, но что-то такое было, тяга какая-то. Но ведь не беда, ведь она не замужем?
Он нахохлился, и, с тем же дурацким пафосом, продолжает:
— Вот и беда, что не замужем. А у меня, между прочим, серьезные намерения, поэтому я бы не хотел, чтобы ее ноги рассматривали разные скабрезные извращенцы, обуреваемые непристойными мыслями.