Недремлющий глаз бога Ра
Шрифт:
— Тпрууууу, Зорька, стоять! — с усилием втянул он чрезмерно разогнавшегося Голливуда обратно. — Технику безопасности нарушаем, товарищ? Кроме лома нет приема, да?
Вместо ответа дядя Жора еще раз перекрестился.
— Вот за что уважаю простого русского человека, так это за набожность! — с пафосом продолжал разглагольствовать Веник. — Набожность, истовость и природная смекалка — вот три кита, на которых испокон века держится земля русская. Потому, природный русак — это не какой-нибудь немытый язычник-малоросс, произошедший от турчанки Припяти и конюха
— Сам ты кизяк, — высвободившись, тихо ругнулся Голливуд. — Я виноват, что египтяны по уму делать не обучены? Для родного фараона — и то цементу пожалели, мля…
Пока они препирались, я осветил фонариком обратную сторону потайной двери. Все точно, как на фотографии: круглый жертвенный стол, на нем обезглавленное женское тело с неестественно вывернутыми в суставах членами, по сторонам семеро жрецов в мантиях и клобуках. Пасьянс сошелся.
Глава одиннадцатая
Как нам рассказывал Лифшиц, последние годы царствования фараона-еретика покрыты полнейшим историческим мраком. Наука не знает, куда делась Нефертити, отчего скончался Эхнатон и кто был его преемником; достоверно известно только, что еретический Карфаген был разрушен.
То есть, версий существует множество — сколько ученых мужей, столько версий. По одной из них Нефертити попала в опалу, когда царственный супруг воспылал страстью к другой жене, Кийа; якобы, он был сексуальным маньяком почище Веника — женился на собственной дочери, и даже на тещу косился. Другая версия утверждает вовсе обратную картину: Эхнатон был эпилептик и импотент, а Египтом на самом деле правила красавица — жена, нарожавшая шестерых дочерей от заезжего молодца.
Некоторые египтологи считают Нефертити эталоном нравственности, добропорядочной супругой, заботливой матерью — хранительницей домашнего очага, но их оппоненты приписывают ей (вероятно, назло тем — первым) всевозможные скрытые пороки. Она де была алчной, расчетливой и сластолюбивой, крутила придурком-муженьком как хотела, наставляя ему рога с любым предметом, хоть как-то приспособленым для данной специфической цели.
Сколько ученых — столько мнений; экспериментальными данными они не подтверждаются, как сказал бы Голливуд. Может быть за, а может быть против.
Хотя, историков понять можно. Дворцовые интриги — дело темное, по определению не должное попадать в летописи. В летописях у фараонов все красиво и идеологически правильно, как в архивах Политбюро ЦК КПСС: генсек выступил, члены единогласно поддержали и дружно поаплодировали.
Также точно обделывали делишки могущественные египетские владыки: никакой анархии, никакой смуты на местах. Провинился отступник, отошел от генеральной линии — папирусы задним числом переписали, иероглифы на камнях затерли, памятники порушили. А иногда даже мумии провинившихся из родных саркофагов выкидывали и заменяли телами более достойных клиентов.
По словам Лифшица, именно так поступили с соперницей Нефертити, бедняжкой Кийа: маску саркофага уничтожили, имена в надписях вырезали, и положили на ее место мумию молодого мужчины — таинственного принца Сменхкара, который правил некоторое время после Эхнатона. Однако, опять же, единого мнения нет: может Сменхкара, а может и еще кого. Достоверно доказано только, что покойник мужского пола, хотя саркофаг изначально принадлежал даме.
Неразбериха, царящая в современной египтологии, ставила перед нами множество вопросов, но, вместе с тем, позволяла надеяться на крупный куш; не исключено, что козырный фраер на картинке есть ни кто иной, как сам фараон-отступник, «официальное» захоронение которого до сих пор не найдено.
В глубине души я надеялся на это, хотя, очень и очень не хотелось верить, что казненная женщина — Нефертити. Да вовсе необязательно, что она! Эхнатон целый гарем содержал, теоретически любая могла ножичком садануть.
Всем нам, конечно, не терпелось выяснить, какие тайны крылись под сводами искусственной пещеры, но силы были на исходе. Посветили в открытый Голливудом проход, увидели вырубленные в скале ступеньки, почти отвесно уходящие куда-то вглубь, в недра скалы, и решили заночевать. Одному Богу ведомо, что ожидает впереди, а удары судьбы лучше принимать на свежую голову и сытый желудок — при прочих равных условиях.
На ночлег расположились на воздухе, чтобы не осквернять памятник старины; может быть, перед нами девятое чудо света, а мы консервы хряцаем и виски пьем, как выпущенные перестройкой в Европу малокультурные новорусские Дуньки.
Только устроились, разложили спальники и одеяла, из-за горных вершин выплыла громадная тропическая Луна; в ее призрачном свете между корявых отрогов появилась блистательная "Мадонна с гребнем" — явление произошло прямо на глазах, будто в ванночку с проявителем опустили панорамное фото.
По зову светила, Лиса подошла к краю площадки, застыла и стояла не шевелясь, пока мы ее не окликнули — мало ли, лунатизмом страдает? Но нет, отмахнулась, сказала, мол, все окей, не волнуйтесь. Просто замечталась.
Так и переглядывались в молчании две Луны: величественное небесное тело и его трепетное земное воплощение.
Насладившись зрелищем, расположившийся со мной по соседству Голливуд подвинулся и, оглядываясь на начальника экспедиции, шепнул:
— Слышь, Химик, не упусти девку. Глянь какая: и работящая, и консерву готовить умеет, и чирикает по аглицки. И на рожу ничего.
— Думаешь, ничего? — уточняю.
— Смуглявая малость, а так — ничего! Для тебя — в самый раз.
— Для меня не " в самый раз", а с большим запасом. Боюсь, перебор выйдет.
Тот с досадливым видом почесал лысину:
— Гляди, пока бояться будешь, цитрус иерусалимский ей последние мозги засерет. Сегодня опять про розовый цветок бодягу гнал: тыры-пыры, пятое — десятое, "ваши невинные уста"… соловьем заливался — чисто Троцкий перед пролетариатом.
Я засмеялся, а Лиса оглянулась, посмотрела на нас и присела рядом: