Недуг правителя
Шрифт:
Эта история разожгла мое любопытство, и на другой день я изыскал возможность снова зайти на Бейкер-стрит. Я застал Холмса полностью одетым и в гораздо более оживленном расположении духа, чем во время моего прошлого визита, однако я не успел добиться от него ни единого намека относительно дальнейшего направления его изысканий. Как всегда, когда на него нападало такое настроение, мой друг, демонстрируя завидный кругозор, благодушно разглагольствовал о всякой всячине — о картинах бельгийского художника Энсора, об амурных приключениях Жорж Санд, о деятельности русских нигилистов, о тяжелой политической ситуации в Иллирии. Ни по одному
Наутро я получил от Холмса телеграмму, в которой он просил меня встретиться с ним в его банке на Оксфорд-стрит «по делу о закрытом пальце». Разумеется, я оказался в назначенном месте в назначенное время, даже минут на десять раньше.
Холмс явился точно в срок.
— А теперь, старина, — проговорил он, — если вы окажете мне любезность и немного прогуляетесь со мной по улице, то я обещаю вам зрелище, которое может дать ответ на большинство тех вопросов, которые, без всякого сомнения, уже несколько дней роятся у вас в голове.
Молча мы двинулись по оживленной улице. Я не мог удержаться от взглядов налево и направо — на прохожих, на кэбы, на экипажи и фургоны, на сверкающие витрины, — пытаясь заметить то, что Холмс намеревался мне показать. Однако все мои усилия оказались тщетными. Ничто из увиденного не наводило меня на какие-то мысли.
Вдруг Холмс схватил меня под руку. Я замер.
— Ну? — резко спросил он.
— Друг мой, я никак не пойму, на что вы обращаете мое внимание.
Холмс с откровенным раздражением вздохнул:
— Эта витрина, Ватсон. Она прямо перед вами.
Я посмотрел на нее. То была витрина фотомастерской, тесно увешанная бесчисленными портретами известных и неизвестных личностей.
— Ну? — еще более нетерпеливо спросил Холмс.
— Вы собирались показать мне одну из этих карточек? — уточнил я.
— Именно, Ватсон, именно.
Я снова оглядел их: актеры и актрисы, модные красотки, политические деятели.
— Нет, — произнес я, — совершенно не понимаю, по какой причине я мог бы выделить среди этих фотографий одну. Вы ведь хотели от меня этого?
— Смотрите, Ватсон. Во втором ряду, третий слева.
— «Граф-палатин Иллирийский», — прочел я подпись под изображением, о котором говорил Холмс.
— Да, да. И вы ничего не видите?
Я еще раз как можно внимательнее изучил снимок.
— Ничего, — признался я.
— Даже весьма очевидного сходства между правителем этой страны, которая переживает сейчас тяжелые времена, и неким мистером Смитом, в настоящее время оправляющимся от своей болезни в Хартфордшире?
Я вновь рассмотрел портрет.
— Да, — согласился я наконец. — Сходство есть. Их бороды имеют между собой много общего. И еще, может быть, выражение лица.
— Совершенно верно.
Из внутреннего кармана Холмс извлек газетную вырезку.
— «Таймс», — пояснил он. — Вчерашний номер. Прочтите внимательно.
Я прочел и снова озадаченно посмотрел на Холмса.
— Но здесь сказано, что граф-палатин
— Ну же, Ватсон. Объяснение — по-детски простое.
Ощутив некоторую обиду, я ответил чуть резче, нежели следовало:
— Я полагаю, что тут существует единственное и очень простое объяснение. Мой пациент и граф-палатин — два совершенно разных человека.
— Чепуха, Ватсон. Сходство очевидно и не вызывает никаких сомнений. Да и мое объяснение вполне прозрачно. Абсолютно ясно, что человек, которого в Иллирии издалека приветствовала толпа, является двойником графа-палатина. Как вы знаете, ситуация в этой стране весьма непростая. Там вспыхнули опасные волнения. Если станет широко известно, что граф не контролирует ход событий, республиканские силы наверняка сделают попытку захватить власть, и эта попытка, смею вас уверить, будет иметь все шансы на успех. Однако мы с вами знаем, что граф серьезно болен и проживает сейчас в Хартфордшире под вашей умелой опекой, мой дорогой Ватсон. Решение проблемы напрашивается само собой. Приближенным удалось на время подменить графа двойником, который будет выступать на публике в тех случаях, когда обстоятельства не позволят его с легкостью идентифицировать.
— Вероятно, вы правы, Холмс, — проговорил я. — Но это явно очень запутанная и необычная история. Тем не менее ваш рассказ, кажется, позволяет собрать воедино ее разнородные элементы.
— И в самом деле, позволяет, — согласился Холмс. — Однако, думаю, пока мы можем считать, что все протекает благополучно. Сделайте мне одолжение, доктор, поставьте меня в известность, как только граф начнет выказывать признаки скорого выздоровления.
Лишь на следующей неделе я смог принести Холмсу эту обнадеживающую весть. Я обнаружил, что мой пациент проделал немалый путь к полному выздоровлению, однако, не желая давать ему знать, что Холмс проник в его тайну, я не стал говорить, что вскоре он уже будет в состоянии путешествовать. С этой мыслью я и покинул его комнату. В результате я отправился в знакомую квартиру прямиком со станции «Бейкер-стрит».
— Итак, ему значительно лучше? — спросил Холмс.
— К счастью, да. Гораздо лучше. Апатия, которая меня прежде беспокоила, теперь почти исчезла.
— Скверно. Очень скверно, Ватсон.
— Но ведь, Холмс…
— О нет, Ватсон, заверяю вас: если враги графа получат хотя бы намек на то, что в ближайшем будущем он окажется способен вернуться в Иллирию, они ни перед чем не остановятся, лишь бы помешать ему пересечь Ла-Манш.
— Как же они узнают, что он не в Иллирии? Вы же сами показали мне вырезку из «Таймс».
— Верно. Однако такую иллюзию нельзя поддерживать долго. Наверняка заговорщики внимательно следят за каждым появлением мнимого графа на дворцовом балконе. Если двойник правителя допустит хотя бы малейшую ошибку, игра тотчас раскроется. Это может случиться в любую минуту. Вполне вероятно, что такой промах уже допущен и что возникли подозрения. Припомните, я был не единственным шпионом, которого вы схватили в Хартфордшире две недели назад.
— Тот цыган, Холмс? Но я подумал, что он просто бродяга.