Нефор
Шрифт:
– Ага. Первую неделю только. Красивая, да?
– Угу, – похотливо прогудел Вент.
– Говорит, у неё арабские корни.
– Да ты что-о-о, – протянул он. – Как зовут?
– Сюзанна, – буркнула Инга, присасываясь к мундштуку.
– Как-как?
– Маша! Маша её зовут!
Она затянулась и протянула шланг Гарику.
– Маша, значит… Хороша-а-а, – понизил голос Вентиль, залпом осушил кружку и встал из-за стола.
Он подошёл к смуглянке и достал из бумажника серо-зелёную банкноту. Маша-Сюзанна, виляя крутыми бёдрами,
Инга учила Гарика курить кальян. Она не называла его Гариком. Не называла Игорем или Бесом. Прильнув к нему упругими сосками, она водила по его губам мундштуком и мурчала:
– Вот так надо, зайчик. Полной грудью, полной. Вот, вот, вот. Вкусно же?
Гарику нравилось. Заглушенное шотами и кальяном, чувство брезгливости покинуло его. Инга уселась к нему на колени и стала гладить крепкими ладонями его грудь, голову и плечи.
Роберт Майлз сменился Джо Кокером с «You can leave your hat on» и одновременно с этим к столику подпрыгнул Вентиль:
– Так, всё! По «истребителю» – и меня нет!
Он заглотнул второй Б-52 и сбежал со смуглой новенькой на верхний этаж. Инга положила руку между ног Гарика и шепнула:
– Ну что? Мы тоже?
– Что тоже?
– Ты сюда пить приехал?
– Вообще, да.
Она лизнула его ухо, вильнула задом и с жаром выдохнула:
– Всё? Выпил? Пойдём.
– Нет, – нетвёрдо отказался Гарик.
– Почему?
Не отрываясь от уха, она водила пальцами по его ширинке.
– К… Катя, – напомнил он, заметно превозмогаясь.
– Давай сегодня я буду Катей.
Гарик встряхнулся и рукой попытался отстранить Ингу, но упёрся в оголённую грудь. Она прижалась сильнее и нагло попыталась поймать его губы.
– Нет! – оттолкнул он её уже с силой.
Инга замерла и изумилась полными непонимания глазами.
– Извини. Не могу.
Она встала с его колен, пересела на стул, закинула ногу на ногу и закурила, вынув сигарету из пачки Вентиля.
– Ты плохо знаешь свою Катю, – выпустила она дым и прищурилась.
– Ты знаешь лучше?
Инга промолчала. Гарик побурлил кальяном и взял пиво, стараясь не смотреть на неё. Пауза затянулась.
– Что, правда любишь? – не выдержала рыжая.
Гарик молча выпустил пар в потолок, отвечая ей в глаза прямым как ответ молчанием. Инга громко усмехнулась и поморщилась.
Выкрикивая приветствия, в зал ввалился толстый потный мужик. На шее сверкала золотая цепь толщиной в палец. На ногах он стоял плохо. Гарик обернулся и презрительно повёл носом.
Мужик оглядел зал, остановил пьяный взгляд на Инге, осклабился, сверкая золотыми передними зубами, и маятником подошёл к ней.
– Рыжуля! – заорал он и вытянул вперёд толстые мокрые губы, похожие на огромных земляных червей.
Гарика он даже не заметил. Инга натянула улыбку и с плохо скрываемой брезгливостью подставила щёку.
– Кисуля моя рыженькая! Ну что? Как дела? Соскучился
Он взвыл как пёс, задрав голову. Инга потушила сигарету и нехотя поднялась.
– А подружка твоя так больше и не появлялась, кисуль? Эта, с розовой кисточкой!
Эти слова прогремели в голове Гарика стокиловаттным звуком. Он вздрогнул, метнул на Ингу встревожено-растерянный взгляд, в глазах его зашевелилось беспокойство. Инга тяжело посмотрела и закусила губу. Гарик ощутил, как внутри него что-то обрушилось, грохнулась крыша огромного здания. Он замер и губы его задвигались, будто вспоминая слова.
– Постой тут, рыжуля. Я нам вина возьму.
Толстяк пьяной походкой засеменил к бару.
Инга опустила глаза. Гарик подергивал головой, отказывая очевидности. Вдруг рыжая голова вздёрнулась и Инга скребанула его взглядом. Так смотрит тот, кто знает.
Толстяк уже расплачивался у бара и порывался в их сторону. Инга развернулась и медленно зашагала к лестнице на второй этаж.
– Стой!
Гарик поднялся из-за стола и вплотную приблизился к огромному алому рту.
– Что ты ей тогда говорила? В баре, на «Погружении»?
Она гадливо ухмыльнулась:
– Что второй год хочу тебе отсосать.
Пьяный жирдяй схватил Ингу ниже талии и, приплясывая, уволок её наверх.
Гарик смотрел на потные лапы, тискающие круглый зад. Пространство раскололось, в воздухе что-то треснуло.
Он вышел на улицу. Шёл холодный дождь.
8
Ливень как водопад холодной грязи смыл всё богатство и впитался в гнилую траву. Заливистый Катин смех звенел в голове и перемешивался с громом похоти, сотрясавшим стены борделя.
Под дождём раздались три отрывистых звонка. Лысый охранник распахнул ворота, и во двор вкатилась грязная иномарка. Крупные капли дробью колотили по металлу и тонко струились в серую землю. Из авто вывалился жирный человек в дорогом костюме. Из-под рубахи не было видно ремня. Он выругался на небо и захлюпал к дверям ЦДО.
«Интересно, он её покупал? Что он заставлял её делать? А, может, она сама извивалась, садилась к нему на его жирные колени и лизала его волосатые уши?»
Гарик проскользнул в закрывающиеся ворота и, насквозь промокший, долго ловил попутку в город.
Кати дома не оказалось. Отбив кулак о дверь, Гарик сел на холодную лестницу и за полчаса скурил все сигареты. Прождав ещё около часа, он не заметил, как уснул.
…Настойчивые толчки чем-то твёрдым в плечо сопровождались громкими словами «эй, просыпаемся». Гарик поднял голову. Над ним нависали усталые глаза:
– Подъём, подъём! Сам свалишь? Или в трезвяк отправить?
Серый сотрудник жил этажом выше.
– Неохота после дежурства с тобой возиться. Вали давай, по-хорошему.