Нефор
Шрифт:
Гарик поднялся и, сыро поёживаясь, вышел из Катиного дома в холод внезапной градской ночи. Добравшись до кровати, он, как был – в мокрой одежде, – измождено рухнул на кровать и провалился в тяжёлый ледяной сон.
Объясняться с Катей по телефону не хотелось, но с утра Гарик понял, что никуда не пойдёт. Градусник метался между «37» и «38». Вчерашние мысли слегка обуздались, но ощущение чего-то обрушившегося крепло и сдавливало. Пустота теперь занимала всё пространство обклеенной постерами комнаты.
Ничего от простуды в доме, конечно, не оказалось. Гарик
Не прошло и часа, как в сон ворвалась канонада из автоматных очередей и рикошетящих визгов. Они болезненно выплывали в явь, постепенно превращаясь в трели звонка вперемешку с глухими ударами в дверь. Гарик разбито поднялся и подтащил себя к глазку. Это ломился Дуст. Дверь неохотно скрипнула и Гарик поднял на Дуста больные глаза:
– Выпустили, узник? Воняешь, конечно…
Дуст всмотрелся в бледное лицо, изобразил в глазах вопрос и торопливо закрыл дверь. Проковыляв в комнату, Гарик хлопнулся лицом в подушку. Дуст прокрался следом, тихо, как сапёр.
– Ты чего, болеешь? Или это… с бодуна?
– За что закрыли-то? – глухо прохрипел из подушки Гарик.
– Да фигня. Поссал не там.
– И всё?
– Да менты мимо шли, бандана не понравилась им.
– Помяли?
– Не, только на пятнашку…
Он не договорил, на мгновение завис мыслью, и вдруг тревожно зашипел:
– Да хрен с ними! Бес, я знаешь кого на сутках видел?!
Он сел рядом и взволнованно, но с осторожностью затормошил больное тело. Гарик нехотя сел на кровать, отстранённо глядя перед собой:
– Ну?
– Гопника этого видел! – вскрикнул Дуст и выпучил глаза.
В больных ушах зазвенело и лицо поморщилось.
– Которого?
– Того самого! Который Костяна подрезал!
Гарик уставился в Дуста и нахмурился:
– Ты же говорил, что лица не помнишь.
– Не помнил! Пока не увидел. А увидел – точно он, сука! – Дуст хлопнул себя по колену.
– Уверен? – У Гарика осмыслились глаза.
– Да он, он! Я с ним ночь просидел. Он доматывал, когда меня закрыли. Я, это… хорошо разглядел.
– А он тебя узнал?
– Узнал, конечно, – ткнул в свою бандану с «анархиями» Дуст. – Это же они, пидоры, все на одну харю.
– И что?
– Ничего. Он же не угашенный, не бухой. Наутро вышел. Это… Не на рожон же ему лезть. У тебя это… курить есть?
Гарик поднялся с кровати и достал Дусту сигарету. Тот жадно прикурил.
– А ты-то вид подал, что признал?
Дуст поперхнулся и закашлялся:
– Ты чё? Чтобы он меня на выходе потом встретил и до дома проводил? Нет, конечно. Бухим прикинулся.
– Так ты что, трезвый был?
– Прикинь, – усмехнулся Дуст.
Гарик прикурил. Сделал одну затяжку, поморщился и тут же затушил сигарету. Вкус был мерзкий, в горле першило.
– Ментам сказал?
– Да говорил, когда выписывали. Послушали, думаешь? Угу, – хмыкнул он и длинной затяжкой докурил бычок.
Голодный Дуст выдул сигарету в четыре или пять затяжек и Гарик протянул ему всю пачку. Тот принялся дымить одну за
– Маноха его зовут, – выпустил густое облако Дуст и замер, будто подавившись.
– Как? Маноха?
Дуст закашлялся и закивал.
– Он к тебе знакомиться лез?
– Нет. Это мент, который выпускал его, так позвал.
– Маноха… – пробубнил Гарик. – Гопник есть гопник. Он там что, прописан в ментуре, что его по кликухе?..
– Я так понял, это фамилия, – будто растерялся Дуст.
– Да уж… Чистопородный. Даже в паспорте – и то не понятно, кликуха или что…
Он помолчал.
– Вентилю надо позвонить. Маноха… Маноха…
Так, бубня, Гарик подошёл к телефону и поднял трубку. Гудка не было. Постучал по рычагам. Поправил шнур у розетки. Гудок появился. Он нажал на рычаг и телефон тут же зазвонил.
– Алло.
Трубка взволнованно заскрежетала. Гарик посмурнел.
– У меня телефон был выключен, успокойся… Да, всё в порядке. Дома. Не надо, не приезжай… Заболел я, заразишься… Да всё нормально. Я спать ложусь. Лечусь, да. Проснусь – сам позвоню… Пока.
И он аккуратно положил трубку, продолжавшую трещать вопросами. Дуст, наконец, насытился никотином и с интересом наблюдал.
– Катюха что ли? Это… Всё нормально?
– Нормально, – Гарик отмахнулся и уставился в пол.
– Ладно, не хочешь – не говори. – Дуста скривил смешок. – Чего завис? Вентилю-то будешь звонить?
До Вентиля не дозвонились.
– Ну, и чего делать будем? Бес, слушай, у тебя же батя с каким-то мусором серьёзным корешился? Может, к нему съездить?
Отец Гарика был школьным другом Угарова, в недавнем прошлом заместителя начальника ГУВД. Через год после смерти старшего Бессонова подполковник вышел на пенсию и уже третье лето ловил только карасей в дачном пруду. Шансов на то, что Угаров вообще согласится разговаривать с неформалом, отец которого зарезал свою жену, было немного. Но иные варианты таковыми не виделись. Возможно, на бумаге Костин труп уже давно пришили какому-нибудь пьяному ханыге с судимостью тридцатилетней давности. В деле избавления от «глухарей» градским правоохранителям равных не было.
Гарик проковылял в соседнюю комнату и вернулся с кипой отцовских записных книжек. В первой же значился домашний номер Угарова Геннадия Петровича. Для надёжности вбив телефонную розетку кулаком в стену, он набрал номер.
Приятно удивив младшего Бессонова, подполковник с лёгкостью и доброжелательностью сообщил, что «ждёт в любое время» и оживлённо чем-то зашуршал. Гарик даже не успел озвучить цель звонка. Он записал адрес и коротко изрёк: «Выезжаю».
Прелесть маленьких городов состоит в том, что утомиться в городском транспорте невозможно. Любые передвижения заканчиваются раньше, чем начинается скука. В ученические годы расстояние от дома Гарика до школы равнялось полутора сигаретам, от Дуста до Наумова было восемь глотков пива, а от репетиционной базы «Боевого Стимула» до «Поиска» в наушниках проигрывали пять песен «Sex Pistols».