Нефть и любовь
Шрифт:
Вернувшись к Вороновскому на базу, я сообщил ему о результатах проведенных работ. Он ничего не ответил, потому что не мог определить причину возникновения неработоспособного состояния двигателей. Ротор с постоянными магнитами поставлял для сборки наш ИТЦ, статор собирали на сервисной базе и по нашим чертежам. Сначала действительно убедились, что двигатели не работают. Затем кропотливо обмерили детали статора и сборного статорного железа, так называемой шихты. Все размеры соответствовали чертежам. Из статорного железа отобрали лучшие образцы для пакетов статора. Из них собрали новый двигатель, который снова не заработал. На это ушло несколько дней. Вороновский сидел над разобранным двигателем подобно черной тучи. Наконец, он что-то понял,
– Штамп прошел испытания, – ответил Сергеев. – Сначала делали вырубку из железа для статора и потом в этом железе делали вырубку для ротора. Теперь сделали комбинированный штамп, который за один ход вырубает финишное железо одновременно для статора и ротора. Получается дешевле.
– Сколько отработали штампы? – спросил Вороновский
– Больше двух месяцев и нарубили деталей на две тысячи больше расчетного количества, – ответил Сергеев.
– Сережа, почему не заказали другой штамп?
– Заказали. Решили сэкономить и на старом изготовить еще партию деталей. Мы с вами это согласовывали.
– Запускай новый штамп в работу. Брак пошел из-за износа. Я в микроскоп заусенцы видел. Мы здесь попробовали их снять. Ничего не получается. Магнитная система перестала работать. По заусенцам пошло короткое замыкание в статоре.
– Понял, запускаем в работу новый штамп.
Вороновский повернулся ко мне и сказал:
– Пойдем со мной.
Мы пошли к главному инженеру, которого все называли Мистер Нет.
Кузнецов хмуро выслушал нас и сказал:
– Что будем делать?
– Мы запустили в работу новый штамп, – сказал Вороновский.
– Когда нам поставите детали для статора? – коротко спросил Кузнецов.
– Во второй половине месяца.
– Вы понимаете, что мы срываем на этот месяц план?
– Постараемся поставлять отдельными небольшими партиями и начать как можно раньше.
– Ладно, идите, – недовольно сказал Кузнецов.
– Сэкономили, называется, – нервно и раздраженно сказал Вороновский.
На следующий день мы улетали.
Когда я прилетел, мне сказали, что для меня готовится новая командировка. Меня вызвал Павлинов и принялся наставлять:
– Командировка очень ответственная. Мы на те месторождения не летали. Надо показать преимущества нашего оборудования в деле. Иди, с тобой хочет поговорить мой заместитель по добыче Матвей Яковлевич.
Я пошел в кабинет к Гаксбургу.
– Валерий Михайлович, здравствуйте, – поприветствовал меня Матвей Яковлевич. – Проходите, садитесь. Вам придется запустить сложную скважину. В ней много сероводорода. Они ее с трудом запустили в прошлый раз. Остановили, потому что она проработала больше намеченного. К тому же, добыча на ней упала. Возникла необходимость проведения ремонтных работ.
Я слушал его невнимательно. Все, что он мне мог сказать по скважине, примерно я понял. Накачивать меня перед командировкой никакого смысла не было. Я и так прекрасно представлял, что мне придется трудно. Но Гаксбург продолжал меня накачивать информацией.
Пока я ездил в командировки в ИТЦ появились новые подразделения: конструкторское бюро, отдел контроля качества, сервисная служба, диспетчера. Матвей Яковлевич появился у нас недавно, перейдя из головного подразделения фирмы, которая управляла «ОАО РИНК». Он представлялся мне такой старой осторожной лисой. Начинал работать в нефтянке еще в Баку. Его многие знали из руководства высоких фирм, и он тоже многих знал. Человек авторитетный, часто печатался в крупных нефтяных журналах. Сидя по высоким кабинетам, набрался понимания о чинопочитании и требовательности к своему положению.
– Ты мне оттуда звони и о всех трудностях докладывай, – наставлял он на прощание.
Я кивнул и ушел, думая не о том, как мне звонить и докладывать о трудностях, а как выполнить служебное задание.
Через несколько дней я летел в город, где наше оборудование еще не использовалось. К нему здесь относились с недоверием, и в то, что я запущу трудную скважину, никто не верил. Обычно меня вызывали на совещание к начальнику цеха добычи или к главному технологу, чтобы я рассказал о плане действий. Хотели узнать принцип работы вентильного двигателя и способе управления им. В этот раз никто меня никуда не пригласил. И это означало, что местные нефтяники предвидели отрицательный результат, который действительно мог иметь место.
Пока скважина, которую я должен был запустить, готовилась к запуску, мне предложили запустить другую скважину с нашим оборудованием, которая тоже обладала своеобразным характером. Вообще, к нефтяным скважинам я относился, как к женщинам. Все они были разные и к каждой нужно было найти подход. Одни скважины славились тяжелыми нефтями, вязкими составляющими, трудноизвлекаемыми запасами глубокого залегания. Другие владели флюидами с высокой газовой составляющей. Когда из скважины пойдет газ, то нагрузка в двигателе сразу падает. Падение тока фиксирует станция управления, срабатывает защита по недогрузу и установка останавливается. Если насос качает газ, нет охлаждения кабеля с токовым подводом, насоса и двигателя, кроме того идет большой износ колес насоса. Все оборудование с насосом и двигателем перегревается и выходит из строя. На это нужно было обращать особое внимание. У каждой скважины есть своя загадка, которую может помочь разгадать геолог. А иногда приходится разгадывать загадки прямо на месторождении. И каждый раз, если тебе удалось запустить скважину, то испытываешь радость, как будто тебе повезло, как будто ты забил гол в ворота противника или вытянул счастливый билет. И каждый раз – это высокое эмоциональное напряжение всех сил, большая ответственность. Казалось бы, все оборудование, которое привезли на скважину для запуска, проверено и подготовлено. Собирай кубики, подключай трансформатор к станции управления, прикручивай кабель, соединяй двигатель с насосом и все. Так нет, пока станцию управления, напичканную электроникой, везут на скважину по кочкам, рытвинам и ямам, она от тряски может выйти из строя. Какой-нибудь блок, плата выйдут из строя, отсоединиться разъем, оторвется провод. И сколько раз так было, приезжаешь на запуск, а станция не запускается. Открываешь ее и видишь, что силовой дроссель со стапелей сорван и силовые толстенные провода от него оторваны. И все это могло произойти от удара о землю или другой посторонний предмет. Как станцию довезли на месторождения и что с ней случилось в пути никто не расскажет. И нужно быстро что-то поправить или добиваться того, чтобы скорее везли запасную станцию.
Первую скважину я запустил со второго раза. Обычно начальная скорость вращения двигателя выставлялась две тысячи четыреста оборотом в минуту. Когда я на этой скорости запустил установку, она сработала по защите максимального тока. Мастер по добыче кое-что рассказал:
– Эта скважина строптивая. Сначала ее заглушили добытой нефтью, это более легкая жидкость глушения. Но через некоторое время она вдруг ожила и начала хлестать всех ремонтников нефтью. Тогда ее заглушили тяжелой жидкостью, водой с солью, и принялись ремонтировать.
Я понял, что нужно начинать запуск с еще более низких скоростей. Выставил на контроллере скорость тысяча восемьсот оборотов в минуту, запустил установку и вышел на максимальные токи. Скважина была почти полная. Установка работала тяжело, с натугой. Трансформатор, стоявший после станции управления подозрительно гудел, дроссель внутри станции характерно визжал, напряженно трещал и щелкал. Постепенно токи снизились, звуки утихли, и это означало, что можно увеличивать скорость вращения. Я поставил скорость вращения две тысячи оборотов в минуту, а потом и две тысячи четыреста оборотов в минуту. За час работы я постепенно вывел работу установки на расчетную скорость в две тысячи, девятьсот оборотов в минуту.