Нефтяная бомба
Шрифт:
– Да, понятно. Что там по текущим возможностям?
– Сэр, у нас есть базы и подходящие люди в Кувейте, Иордании и Дубае. Их можно задействовать…
– Подходящие люди? – спросил заместитель директора. – Настолько? Прямо связанные с нами?
– Нет, сэр. Но знающие местность и готовые действовать. Опыта у них достаточно.
– Они готовы будут сделать работу?
– Да, если им не будут мешать, сэр.
Это означало – черная операция. Никаких записей, и оплата через один из «черных фондов», неподконтрольных Конгрессу. Ради наполнения этого фонда шли на прямые преступления, но начальство закрывало глаза и на это.
– Как они будут выходить?
– Полагаю, это их дело, сэр. Они либо сделают работу,
Заместитель директора махнул рукой – мол, это меня уже не касается, разбирайтесь сами.
– Проработайте ситуацию и представьте план мне. Теперь по игре русских и израильтян. Кто-нибудь имеет представление, что происходит у нас под носом?
Молчание.
– Никто. Тогда за что здесь все получают жалованье?
И снова молчание. Все понимали, насколько все хреново. В последнее время ЦРУ пыталось справляться с целым валом угроз, захлестывающих их буквально волной. И это при том, что ресурсы им сильно урезали. Они попали в ситуацию, называемую «Проклятьем Кассандры» – когда знаешь все, но не можешь ничего предпринять. Невод, который они закидывали в виде NSA Echelon, TrapWire и тому подобных, был столь велик, что они были просто не в силах съесть добычу. Миллиарды и миллиарды сообщений падали на них каждый день. Даже после первичного отсеивания даже десятую их часть проверить было невозможно. Но все они знали, что рано или поздно в шлаке бессмысленного бреда промелькнет алмаз в виде сообщения о новом 9/11. Они, скорее всего, его пропустят – и потом придется отвечать. Это и было их проклятьем – проклятьем Кассандры.
– Мне нужен один человек, – сказал замдиректора. – Тот, кто имел дело с русскими, и тот, с кем могу иметь дело я. Все остальные пусть проваливают отсюда…
И Подольски понял, что придется остаться ему…
– Вы давно в ЦРУ? – спросил заместитель директора.
– Восемнадцать лет, сэр.
– Ого. После тех дней?
– Да, сэр…
Заместитель директора допил свой кофе и поставил чашку на блюдце донышком вверх.
– Тогда все что-то упустили. Упустили потому, что не верили, будто такое вообще возможно. Мы жили, как на другой планете, и верили – то, что находится за океаном, никогда не коснется нас. Но теперь мы…
Заместитель директора помолчал, словно подбирая слова. Потом жестко заключил:
– …повзрослели.
Ну, и что тут скажешь?
– Значит, у нас вы занимаетесь русскими. А что еще вы сделали для нас?
– Служил там, куда пошлют, сэр. В том числе в Багдаде. Со всем уважением, сэр, я не могу работать вслепую.
– Вы помните дело Эймса? – требовательно спросил замдиректора.
Подольски его примерно знал, хотя его тогда не было.
– Я тогда ходил в старшую школу, сэр.
– А я здесь работал. Один ублюдок, которому не хватало денег на выпивку и алименты своей жене, пошел в советское посольство и отбросил нас на двадцать лет назад. Мы потеряли всю агентурную сеть в СССР. Всю, до последнего человека.
Да, жестко…
– Да, сэр.
– По результатам этого дела было принято решение разделить русский отдел надвое. Другие отделы делить не было смысла, я не думаю, что кубинская, например, разведка сможет проникнуть к нам. А вот русские делали это, и не раз. Один ублюдок из внутренней контрразведки получил все дела, в том числе дело генерала ГРУ Полякова, который работал на нас двадцать лет и не провалился. Двадцать лет, твою мать! Чтобы такое больше не могло произойти, русский отдел разделили на две части. Одна из них – секретная, они сидят не здесь, официально не существуют. Внутренняя контрразведка не может проверить их, не может запросить данные, даже если очень этого захочет. Вся информация идет только в одном направлении – от вас к ним. Обратно – ничего. У них собственная
– А мы, получается, на подхвате, сэр? – после затянувшегося молчания спросил Подольски.
– Да, – безжалостно подтвердил замдиректора, – вы только на подхвате. Кто-то должен выполнять и эту работу, причем, выполняя ее, думать, что он выполняет как раз основную часть работы. Иначе мы можем в любой момент заполучить нового Эймса. Это только кажется, что русские сейчас не шпионят за нами, на самом деле – они активны как никогда. Только на днях выяснилось, что сотрудник АНБ продал русским базу данных в несколько сот терабайт после того, как банк попытался выселить его из купленного по ипотеке дома. Русские уже не коммунисты, но менее опасными они не стали. А у нас – экономический кризис и полное дерьмо во всем, что касается идеалов. Каждый торгует чем может, в том числе собственной страной.
Подольски пожал плечами:
– У русских не лучше. Я не понимаю, как они вообще еще держатся. По меньшей мере два дня в неделю я слушаю, кто и сколько украл… От этого уже тошнит, сэр.
– Думаю, если послушать наших чиновников, выяснятся не менее интересные подробности… Мне иногда кажется, что мы здесь занимаемся чем-то не тем… Наверху уже давно нашли общий язык, действуют совместно и согласованно, нацелившись на денежки в наших карманах. Возвращаясь к нашей ситуации – мы думали, что система герметична и что русские никогда не проникнут в нее. Небольшой коллектив, обособленность… Предполагается, что русские просто не будут знать про нее. Теперь получается, что знают или вот-вот узнают. За последние пятнадцать лет там не было ни одной контрразведывательной проверки… Если о нашем стиле ведения дел узнают – полетят головы. А если запустить туда контрразведку, проект накроется, причем разом. И мы снова вернемся к тому, с чего начинали. И снова вынуждены будем начинать с нуля, как и двадцать лет назад. Два раза за двадцать лет – это слишком, черт возьми.
– Согласен, сэр.
– Единственная наша ниточка в Багдаде – человек, от которого пошла эта информация. Русский… Этот Фомин, чтоб его черти драли. Если мы узнаем, кто ему слил информацию, то, возможно, еще и успеем что-то сделать. Пока русские не накрыли сеть целиком, как в восьмидесятые.
– Разрешите, сэр? – сказал Подольски.
– Да.
– Возможно, это провокация.
– В смысле? – не понял замдиректора.
– Провокация русских. Нет никакого МОССАДа, ничего. Помните сэра Артура Конан Дойла?
– О чем это вы, черт возьми? – начал заводиться замдиректора.
– Все просто. Сэр Артур Конан Дойл, знаменитый автор романов про Шерлока Холмса и тонкий знаток психологии, как-то раз в шутку послал двенадцати своим приятелям телеграммы такого содержания: «Все раскрыто, немедленно бегите!» В течение двадцати четырех часов все они удрали за границу. Провокация, понимаете, сэр? Еще кто-то, не помню кто, сказал: если вы схватите на улице любого мужчину старше тридцати и посадите его в тюрьму без предъявления обвинения, в глубине души он будет знать, за что.
– У русских только один наш агент, – догадался замдиректора.
– Именно. Русские откуда-то узнали имя одного из наших агентов, но подозревают, что у нас есть еще несколько. Тогда они идут на провокацию – сочиняют бредню про МОССАД, которая будет наживкой, крючком для нас будет имя одного из агентов, единственного им известного – какого черта, он все равно провален, верно? В качестве точки передачи они выбирают Багдад – неожиданно, походит на утечку информации, что-либо проверить сложно. Забрасывают удочку и ждут, пока мы клюнем – то есть начнем проверять или отзывать свою агентуру или устроим тут охоту на ведьм, дестабилизировав всю работу на недели, а возможно – на месяцы. И так мы сами, своей паранойей, сделаем себе хуже. Ударим сами по себе. Сделаем всю работу за русских…