Негодяй из Сефлё
Шрифт:
«Усталые герои», — подумал Мартин Бек.
Правда, ему сровнялось сорок восемь, то есть больше, чем Рённу, но ведь и тому уже стукнуло сорок три, стало быть, время, когда можно безнаказанно провести ночь без сна, осталось далеко позади для них обоих.
Рённ, как и прежде, не обнаруживал желания заговорить первым, и Мартин Бек выдавил из себя вопрос:
— Ну, чего ты там раскопал?
Рённ с безнадежным видом указал на свою записную книжку, словно это была дохлая кошка или что-нибудь похуже, и сказал невнятно:
— Вот. Примерно двадцать имен. Я перечел все жалобы за последний год работы Нюмана комиссаром. Потом я списал имена и адреса тех, кто на него раньше жаловался. Если бы я поднял все дела, на это ушел бы целый день.
Мартин Бек кивнул.
— Да, — продолжал Рённ, — и завтрашний день ушел бы, и послезавтрашний… а может и послепосле…
— Едва ли стоит рыть так глубоко. Ведь и то, что ты откопал, тоже не вчера написано.
— Твоя правда, — сказал Рённ.
Он достал бритву и удалился неуверенными шагами, волоча за собой шнур.
Мартин Бек сел за письменный стол Рённа и, нахмурив брови, принялся разбирать запутанные каракули, которые и обычно требовали от него больших усилий, и не было никаких оснований ожидать, что сегодня будет легче.
Одно за другим он занес имена, адреса и краткие характеристики жалобщиков в свой линованный блокнот.
«Юн Бертильсон, чернорабочий, Истгатан, 20, избиение».
И так далее.
Когда Рённ вернулся из туалетной комнаты, список был уже готов. Он содержал двадцать два имени.
Гигиенические мероприятия не отразились на облике Рённа, теперь он, если это возможно, выглядел еще ужасней, чем раньше, и оставалось только надеяться, что он по крайней мере чувствует себя менее грязным. Требовать, чтобы он вдобавок ощутил прилив бодрости, было бы неразумно.
Не мешало бы, пожалуй, прибегнуть к какому-нибудь средству для поднятия духа. Побалагурить, рассказать анекдот.
— Да, Эйнар, я знаю, что нам обоим надо идти домой и лечь. Но если помучиться еще часок, мы, может быть, хоть до чего-нибудь додумаемся. Ведь стоит попробовать?
— Наверное, стоит, — нерешительно сказал Рённ.
— Если ты, к примеру, возьмешь на себя первые десять имен, а я все остальные, мы быстро узнаем подробности о большинстве из них и либо вычеркнем их, либо сможем использовать. Идет?
— Ладно, раз ты так считаешь.
В голосе Рённа не было самой элементарной убежденности, не говоря уже о таких стандартных добродетелях, как решимость и воля к борьбе.
Вместо того Рённ заморгал глазами и зябко передернулся. Потом, однако, подсел к столу и взял в руки телефонную трубку.
Мартин Бек признал про себя, что вся затея представляется довольно бессмысленной.
За время активной служебной деятельности Нюман, без сомнения, успел поиздеваться над сотнями людей, но лишь незначительная часть обиженных рискнула подать письменную жалобу, а изыскания Рённа в свою очередь вскрыли лишь незначительную часть всех жалобщиков.
Впрочем, многолетний опыт научил его, что в их работе большинство действий представляются бессмысленными, и что как раз те, которые приносят наилучшие результаты, в начале своем выглядят совершенно бесперспективными.
Мартин Бек прошел в соседний кабинет и тоже сел на телефон, но уже после третьего разговора окончательно сник и замер с трубкой в руках. Никого из поименованных в списке ему найти не удалось, и мысли его приняли другое направление.
После недолгого раздумья он достал собственный блокнот, полистал его и набрал домашний номер Нюмана. Трубку на том конце снял мальчик.
— Нюман слушает.
Голос у него был на редкость старообразный.
— Это комиссар Бек. Мы у вас были ночью.
— Да?
— Как себя чувствует мама?
— Спасибо, хорошо. Ей лучше. Приходил доктор Блумберг, после него она несколько часов спала. Теперь она вполне в форме, ну и вдобавок…
— Что же?
— …вдобавок это не явилось для нас неожиданностью, — продолжал мальчик неуверенно. — То есть, что папа умер. Он был очень плох. И давно.
— Как ты думаешь, мама не сможет подойти к телефону?
— Думаю, сможет. Она на кухне. Подождите, я ее позову.
— Да, будь так добр, — сказал Мартин Бек, прислушиваясь к затихающим шагам.
Интересно, каким отцом и мужем мог быть человек, подобный Нюману. Семья производит вполне благополучное впечатление. Нет никаких оснований полагать, что Нюман не мог быть добрым и любящим отцом семейства.
Как бы то ни было, сын его едва сдерживал слезы во время разговора.
— Анна Нюман у телефона.
— С вами говорит комиссар Бек. У меня к вам один вопрос.
— Слушаю.
— Многим ли было известно, что ваш муж лежит в больнице?
— Совсем не многим, — поразмыслив, сказала она.
— Но болел-то он долго?
— Да, очень долго. Но Стиг не желал, чтобы люди знали об этом. Хотя…
— Что хотя?
— Хотя некоторые знали.
— Кто именно? Вы можете назвать?
— Ну, прежде всего мы, родные…
— Точнее.
— Я и дети. Еще у Стига были… были два младших брата, один живет в Гётеборге, другой в Будене.